Жизнь и творчество Е. П

Вскоре после свадьбы Ростопчина с мужем отправились в свое имение, село Анна, в Воронежской губернии. Брак оказался несчастливым. Евдокия так и не смогла полюбить мужа.
Новую пору своей жизни она назовет порой тщеславия, которым жила. Светские успехи словно должны были отвлечь её от мыслей и чувств, у которых нет будущего. «Я вдохновенья луч тушила без пощады для света бальных встреч… я женщиной была», - говорила в то время поэтесса. В канун этой нелегкой для неё поры, весной 1932 года, Ростопчина написала стихотворение «Отринутому поэту» - своего рода эпитафию А. С. Пушкину. Речь в нем не о литературе, а о личной жизни. Карточный долг Пушкина продолжал существовать и обрастать немыслимыми процентами – его сумели погасить только после смерти поэта опекуны Натальи Николаевны и пушкинских детей. Но Ростопчина не замкнулась на своем кумире, она искренне симпатизировала Наталье Николаевне, считая её обреченной на семейные неурядицы.
Через три года семейной жизни Ростопчины переехали в Петербург. Имя молодой графини было окружено громкой славой. Журналы охотно предоставляли свои страницы её стихам, не скупились на восторженные похвалы критики. Её особенно поддерживал В.А. Жуковский. Он сделал ей необыкновенный подарок – последнюю черновую тетрадь Пушкина, в которую тот еще ничего не успел вписать, со благословлением «докончить книгу».43
Ростопчина, будучи потрясенной, откликнулась на этот подарок стихами, посвященными памяти великого поэта:

Смотрю с волнением, с тоскою умиленной
На книгу-сироту, на белые листы,
Куда усопший наш рукою вдохновенной
Сбирался вписывать и песни, и мечты;
Куда фантазии созревшей, в полной силе
Созданья дивные он собирать хотел…
…И мне, и мне сей дар! Мне, слабой, недостойной,
Мой сердца духовник пришел её вручить,
Мне песнью робкою, неопытной, нестройной,
Стих чудный Пушкина велел он заменить!..44

Тетрадь не была полностью чистой. В ней находились черновые наброски самого Жуковского, к которым Ростопчина начала добавлять ходившие в списках «потаенные» стихи Пушкина. Там оказались эпиграммы на Аракчеева, Булгарина и других, а со временем еще и около полутораста стихотворений самой Ростопчиной.45
В сентябре 1837 года у Ростопчиных рождается дочь Ольга, через год – Лидия, а еще через год, в декабре, сын Виктор. Но эти же годы были для Евдокии Петровны и годами достаточно серьезных литературных занятий. С 1834 года её стихи начинают появляться в альманахах, журналах. До 1838 года она печатается
то под псевдонимами («Ясновидящая»), то подписываясь инициалами, то вовсе без подписи. Но круг посвященных, и не такой уж узкий, знал, чьи это стихи. Без суеты, медленно, но верно Ростопчина завоевывала известность и среди обыкновенных любителей изящной словесности, и среди известных ценителей.
Переехав в Петербург, Ростопчина зажила оживленною жизнью столицы, посещая балы, маскарады, шумные светские гостиные. Но гораздо больше аристократического Петербурга её занимал Петербург литературный, артистический, музыкальный, который был почти неотделим от «света». Брат поэтессы, С. П. Сушков, свидетельствовал: «От зимы с 1836 на 1837 г. сохранились в моей памяти неизгладимые воспоминания о происходивших нередко у Ростопчиных обедах, на которые собирались Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, князь Одоевский, граф Соллогуб и еще некоторые другие лица, принадлежащие по своим близким связям к этому высокоинтеллигентному и даровитому кружку…»
Широко и хлебосольно принимала поэтесса своих гостей. Всех, кто был тогда в Северной Пальмире талантлив, известен, можно было встретить на её вечерах. Там бывали В. А. Жуковский, И. А. Крылов, А. И. Тургенев, Ф.И. Глинка, Ференц Лист, Полина Виардо, Фанни Эльсрел, Рашель.
Не известно, как часто бывал у Ростопчиных А. С. Пушкин, но П.И. Бартенев сообщал: «Пушкин за день до своего смертельного поединка обедал у графини и, как рассказывал её муж, гр. А.Ф.Ростопчин, неоднократно убегал мочить себе голову, до того она у него горела».
Два стихотворения Ростопчиной – «Эльбрус и я» и «Месть» - были опубликованы в пушкинском «Современнике». В начале 1838 года в журнале «Сын Отечества и Северный архив» под псевдонимом «Ясновидящая» одна за другой появляются её повести «Чины и деньги» и «Поединок». В следующем году они выходят книгой под названием «Очерки большого света». Все средства от издания своих произведений Евдокия Петровна передавала на благотворительные цели.
В те годы русская романтическая повесть была в расцвете, повести являлись чуть не в каждом номере лучших журналов. Критика на первые прозаические опыты Ростопчиной почти не откликнулась. И все же среди так называемых «светских» повестей того времени её повести не терялись, имели собственное лицо. Знакомое противопоставление героя или героини обществу, их трагический разлад с миром – вот главная тема её повестей. Рассудочному лицемерию Ростопчина противопоставляла непосредственность настоящего чувства, идеализм молодости, открытую человеческую душу. Она по – своему смело, хотя и в рамках, определенных «предрассудками века», отстаивала право женщины быть личностью, жить чувством, искренно и наполненно.
Конфликт между личностью, стремящейся к свободе, к жизни естественной, раскрепощенной, и обществом, которое зиждется на сословных и прочих установлениях, - эта проблема определяла и главные лирические темы первой книги стихотворений Евдокии Ростопчиной, которая вышла к весне 1841 года и включала в себя стихи 1829 – 1839 годов. При всей многочисленности похвал, вызванных появлением книги, было отмечено и большинство недостатков стихотворений.
Тогда же, в дарственной надписи на книге своих стихотворений, Ростопчина дала довольно верную характеристику собственным стихам: «Это не книга – это исповедание, совершенно искреннее и совершенно женское, впечатлений, воспоминаний, восторгов сердца молодой девушки и женщины, её мыслей и мечтаний, всего, что оно, видимо, чувствовало, поняло – наконец, эти страницы – одно из тех интимных повествований, которые осмелишься доверить только душе близкой…». Поэзия Ростопчиной – лирический дневник.
Именно поэтому поэтесса ставила под каждым стихотворением дату и место написания. И стихи её, не выходившие за лирический круг обыденных впечатлений, наполнены проникновенным чувством, трогательны и выразительны. Но в дневник вместе со значительными событиями Ростопчина заносила и такое, что могло заинтересовать только её ближайшего адресата, что имело лишь сиюминутное значение. За поэтически условным, романтическим языком стоял конкретный смысл.46
А. А. Потебня заметил, что «у искренних поэтов даже, по – видимому, случайный образ имеет глубокое основание в личной жизни». И романтическая условность, некоторая экзальтированность лирического высказывания находили выражение в стихах, близких романсу:

Прощай!.. Роковая разлука
Настала… О сердце моё!..
Поплатимся долгою мукой
За краткое счастье своё!..47

Несчастливая любовь, невозможность простого человеческого счастья, жажда открытости, душевного участья порождали мотивы разочарования, протеста в поэзии Ростопчиной.
Весной 1838 года, взяв заветную пушкинскую тетрадь, Евдокия Петровна уехала из Петербурга в село Анна, имение мужа. Все прелести большого света, огни и музыка, оживление блестящей толпы вытеснились из души поэтессы желанием тишины, покоя и творчества. Она уже другая, не та тоненькая Додо, не обольстительная Евдокия Петровна. Под пером ложились на бумагу строки о счастливом воронежском «изгнанье», о благословенной деревеньке с прелестным именем Анна:

Там ум сдружился мой
С отрадой тихою спокойных размышлений…48

Три года Ростопчина работала как над стихами, так и над прозой. В 1839-м две её повести «Чины и деньги» и «Поединок» вышли отдельной книгой под названием «Очерки большого света». Их главная тема – право на любовь женщины по собственному выбору. Вся сознательная жизнь поэтессы доказывала, насколько эта тема являлась для неё актуальной.
Семейная жизнь, по её признанию, была «лишена первого счастья – домашней теплоты». Она пыталась свыкнуться с душевным одиночеством и сознательно уходила от привязанностей, которые могли бы украсить её жизнь. И всё – таки слишком велико было искушение почувствовать себя влюбленной и любимой. Долгий и мучительный под конец роман связывал Ростопчину с Андреем Карамзиным, младшим сыном известного историографа, добрым знакомым А. С. Пушкина и приятелем М. Ю. Лермонтова. Этот роман обсуждался в свете, но Ростопчина была безоглядной в своем чувстве, хотя и понимала, что у него нет будущего. У неё родилось две дочери, которые воспитывались в Женеве и носили фамилию Андреевы. Дальнейшее подтверждало справедливость предвидения поэтессы: «всегда за радостью встречала горе я».
Охлаждение Карамзина, а вслед за тем известие о его предстоящей женитьбе на красавице Авроре Демидовой Ростопчина восприняла с мужеством и великодушием искренне любящей женщины. 49

Прости, прости!.. Одной мольбою.
Одним желаньем о тебе
Я буду докучать судьбе:
Чтобы избранная тобою
Любить умела бы, как я…50

В феврале 1841 года приехав в Петербург в отпуск, Михаил Лермонтов увидел уже не юную Додо Сушкову, а столичную знаменитость в полном расцвете своей красоты, славы и таланта. Он увидел много пережившую женщину. Она тоже хорошо понимала, кто он на самом деле – офицер Мишель Лермонтов. Им было о чем поговорить, что вспомнить, на что пожаловаться и чем утешить друг друга. Они читали друг другу стихи, а позже Михаил Юрьевич просил свою бабушку Елизавету Алексеевну прислать новый ростопчинский сборник ему в Пятигорск. Перед отъездом Лермонтов говорил подруге, что предчувствует свою скорую смерть. «Я одна из последних пожала ему руку», - вспоминала Ростопчина. Уходя, Лермонтов протянул её альбом, куда вписал посвященное ей стихотворение.

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны…51

Эта встреча двух поэтов была последней. Весной 1845 года Ростопчины всей семьей отправились за границу. Они объехали Германию, Италию, Швейцарию, Францию, проведя одну зиму в Риме и две в Париже. Евдокия Петровна увидела Италию, которой она когда – то грезила.

Италия… страна воспоминаний,
Страна гармонии, поэзии, любви,
Отчизна гения, возвышенных деяний…
О! Древний край чудес, издавна мной любимый,
Узрю ли я тебя… -52

Так она писала в 1831 году, еще не видя Италии. Её любовь к этой стране пришла вначале из книг; итальянская тема в те годы всё чаще и чаще звучала в русской литературе.
Интереснейшим откликом на брак Карамзина с Авророй Демидовой явилась итальянская поэма Ростопчиной «Донна Мария Колонна Манчини», написанная в июне 1846 года. Все это произведение – исповедь Ростопчиной перед Карамзиным, сопровождаемая вопросами к нему, признанием в своем горе, заверениями в любви.
Женитьба Андрея Карамзина тотчас лишила Ростопчину возможности переписываться с ним. Для общения оставалась одна поэзия, причем с языком иносказаний и намеков.
Поэтесса читала в Риме свои новые стихи Н.В. Гоголю и среди них балладу «Насильный брак». Гоголь посоветовал напечатать их в Петербурге. Ф. В. Булгарин, которому вместе с другими стихотворениями был послан «Насильный брак», удивился, что известная поэтесса обратилась к нему, но подвоха не заметил. И в декабре 1846 года баллада, в которой намекалось на угнетенную царизмом Польшу, появилась в верноподданнической «Северной пчеле».
А. В. Никитенко в своем дневнике записал «И цензура, и публика сначала поняли так, что графиня Ростопчина говорит о своих собственных отношениях к мужу, которые, как всем известно, неприязненны. Удивлялись только смелости, с какою она отдала на суд публике свои семейные дела, и тому, что тона связалась с «Северной пчелою». Но теперь выяснилось, что барон – Россия, а насильно взятая жена – Польша. Булгарина срочно вызвали для объяснений к графу Орлову. Царь разгневался не на шутку. Номер «Северной пчелы» с балладой было приказано изымать и уничтожать. У Булгарина и Греча, издателей газеты, требовали объяснений. Вернувшаяся в сентябре 1847 года из – за границы Ростопчина была выслана из столицы.
Взбешенный крамольной балладой Николай I дал понять, что её автор – «персона нон грата» в столице империи. Только смерть царя в феврале 1855 года положила конец опале. Лишь через девять лет поэтесса получила возможность повидать город, где так много напоминало ей о встречах с Андреем Карамзиным.
В конце октября этого же года Ростопчины переселились в Москву. В 1847 году ими был куплен дом на Садовой, куда граф Андрей Федорович перевез богатейшую картинную галерею, собранную его отцом. Здесь было около трех сотен картин: Рембрандт, Рубенс, Доу, Тициан… Великолепная отделка, мраморные статуи, работы итальянских мастеров, большая библиотека – особняк на Садовой стал жемчужиной Москвы, а с 1850 года – музеем. Супруги открыли двери для всех желающих.
С каждым годом Евдокия Ростопчина все меньше писала лирических стихотворений, но работала много. Теперь это проза, драмы, написанные большей частью белыми стихами, небольшие комедии, наспех сочиняемые для бенефисов знакомых актеров.
В 1850 –м году в Москве печатается её роман в стихах «Поэзия и проза жизни. Дневник девушки». Автор пытается передать в романе самые разнообразные оттенки внутреннего мира молодой девушки, её переживания и будничные волнения, атмосферу её духовной жизни.
Много надежд Ростопчина возлагала на свою драму «Нелюдимка». Но драма успеха не имела.
Евдокия Петровна присутствовала на вечере у М.П. Погодина, где А. Н. Островский читал свою первую пьесу «Банкрот», позднее переименованную в «Свои люди - сочтемся». Ростопчина поддерживала молодого драматурга, оценив его самобытный характер.
По субботам она в своей гостиной принимала литераторов, и одним из них стал А. Н. Островский. Завязь кружка составляли: Мей, Филиппов, Эдельсон, Рамазанов, Щепкин и Самарин. Часто появлялись Григорович, И. С. Тургенев, Майков, Щербина, Павлов, Хомяков. Бывало, что у Ростопчиной сходилось довольно пестрое общество, об одном из таких собраний она заметила:

Какая смесь стихов и прозы!
Различных мнений и начал!53

Услышав в марте 1854 года о вступлении Андрея Карамзина в ряды сражающейся на Дунае русской армии, Ростопчина пишет стихотворение «Эпилог», полное тревоги за его судьбу. Война, несомненно, возбудила в нем прилив патриотических настроений. Сын прославленного историка России не мог остаться в стороне от грозных событий. 16 мая 1854 года он погиб в бою.
Эта трагедия стерла в сознании поэтессы все обиды, всё мучительное и мрачное, что принесла её разлука с любимым. Просветленный образ его предстал перед ней в небывалом поэтическом ореоле.54
Последний, московский, период жизни Евдокии Петровны был заполнен интенсивной работой. Определяя свою лирику как «истинную повесть», она продолжала размышлять и признаваться, любить и разочаровываться.
В 1856 году вышел в свет первый том собраний её сочинений, предпосланный такими словами критика: «Имя графини Ростопчиной перейдет к потомству как одно из светлых явлений нашего времени… В настоящую минуту она принадлежит к числу даровитейших наших поэтов».
Но это был последний радующий автора отзыв.55
В пятидесятые годы Ростопчина чувствовала себя растерянной среди чуждых и непонятных ей «мнений и начал». Разойдясь и с западниками и со славянофилами, чуждая входившим в литературу демократам –разночинцам, поэтесса невольно оказалась на консервативных позициях. В стихотворении «Моим критикам» (1856) она вполне искренне говорила о себе:

Я разошлася с новым поколеньем,
Прочь от него идет стезя моя,
Понятьями, душой и убежденьем
Принадлежу другому миру я!..
Иных богов я чту и призываю,
И говорю иным я языком…
Я им чужда, смешна, я это знаю…56

В пятидесятые годы Е. П. Ростопчина написала роман «Счастливая женщина», в 1854 году – повесть «Палаццо Форли», а в 1857 году – роман в письмах «У пристани». Её романтическая проза явилась не ко времени и была встречена смущенным молчанием друзей и недоброжелательными отзывами критики. Особенно неудачен был чрезмерно затянутый и во многом надуманный роман «У пристани». С уничтожающей оценкой его выступил в «Современнике» Н.А. Добролюбов.
Видя в равнодушии к своему творчеству, в резкой критике происки «кружков и групп», Ростопчина не могла не вылить накопившееся раздражение на бумагу.
В 1856 году она написала комедию «Возврат Чацкого в Москву, Или встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки». Ростопчина высмеяла карикатурно нарисованных славянофилов и западников и обличила общество, в котором многие разглагольствовали на тот или иной лад, а сами вели пустую барскую жизнь, наполненную мелкими своекорыстными интересами.
Не обошлась Ростопчина и без выпадов против некрасовского «Современника». Комедию цензура не допустила ни на сцену, ни в печать, и опубликована она была лишь после смерти поэтессы, в 1865 году.
Осталась неопубликованной, да и вряд ли предназначалась для печати автором написанная Ростопчиной в последний год жизни сатира «Дом сумасшедших в Москве в 1858 году». Она создала в ней галерею хлестких карикатурных портретов своих современников от А.С. Хомякова и А.И. Кошелева до М.Н. Каткова, задела А. Н. Герцена.
Летом 1857 года Ростопчины, отдыхая в своей подмосковной усадьбе Вороново, навестили соседей. За ужином домашний врач хозяев, сидевший напротив Евдокии Петровны, обратил на нее особое внимание, а по окончании вечера просил кого – нибудь из близких людей предупредить Ростопчина: «Его жена опасно больна. У неё все признаки рака».
И сама Евдокия Петровна предчувствовала приближение конца. Она вызвала в Вороново, чтобы сделать соответствующие распоряжения, своего дядю, писателя Николая Сушкова.
В Вороново свекровь Ростопчиной открыла католическую школу для местных девочек. Евдокия Петровна не могла смириться с этим. Страсти накалялись. Но там был громадный парк, прекрасная природа вокруг – и это умиротворяло душу поэтессы. В Москве же, где она думала с помощью медицины хоть немного продлить свои дни, ей предстояло снова жить в ростопчинском доме на Старой Басманной, жить в вечной обстановке вражды со свекровью.
Знаменитый дом на Садовой, все его дивные коллекции граф Андрей Федорович продал, движимый страстью к финансовым операциям, неизменно кончавшимся крахом. Евдокия Петровна всегда сторонилась материальных дел. Сейчас на это не хватало сил.
Ф.И. Тютчев, навестивший больную, пришел в ужас от того, что осталось от совсем недавно сиявшей здоровьем женщины. Она, по его словам, выглядела «слабеющей и угасающей». Но дух Ростопчиной был неукротим. Разговор с ней заставил поэта забыть, что перед ним человек, дни которого сочтены.57
Последний год жизни поэтессы был отмечен не только сатирой, но и элегическими воспоминаниями. Неприятие настоящего делало прошлое более светлым, желанным.
Напоследок судьба еще раз улыбнулась Ростопчиной, подарив одну и последнюю из тех знаменательных встреч, которые особыми вехами отмечали этапы её биографии.
По просьбе посетившего её в Москве Александра Дюма, с которым Ростопчина переписывалась, смертельно больная поэтесса написала проникновенные воспоминания о М.Ю. Лермонтове. Посылая их А. Дюма, в своем письме она писала: «Когда вы получите его, я буду или мертва, или очень близка к смерти». И действительно, когда французский писатель читал её письмо, Ростопчиной на свете уже не было.58
Она умерла в доме на Ново – Басманной 3 декабря 1858 года, была отпета в церкви Петра и Павла и похоронена на Пятницком кладбище.
Уже после смерти Ростопчиной вышли третий и четвертый тома её собрания сочинений.
Евдокия Ростопчина писала много, обладая счастливым даром импровизации. В четырех томах, подводивших итог всей её поэтической деятельности, любовные признания сменяются горьким разочарованием, рассуждение соседствует с романсом, воспоминание о музыкальном вечере – с письмом близкой подруге.
Внутренняя противоречивость, живая неоднозначность лирического «я», исповедальность и психологизм в выражении чувства, яркое женское начало отличают лирику Ростопчиной, занимающую пусть скромное, но особенное место в поэзии тридцатых – сороковых годов. Е. П. Ростопчина принадлежала к младшему поколению поэтов пушкинской плеяды, но постоянные мотивы разочарования, романтическая рефлексия сближали её творчество с ранней лирикой Лермонтова.
Нельзя забывать, что Ростопчина была одной из первых русских поэтесс, что она учила «женщин говорить» в то время, когда образованное русское дворянство изъяснялось большей частью по-французски, когда женщина-литератор была в диковинку. Сама Ростопчина признавалась:

Поэт в кисейном платье и в венке
На бале – есть явление смешное
Для гордых, светских дам, для модных львиц…59

Ростопчина очень любила музыку, музицировала сама, была знакома со многими выдающимися певцами, исполнителями, композиторами. В её стихотворениях сильно мелодическое начало, часто в них звучала возвышенная красота романса. А иные её стихи и были предназначены для музыки. И немало стихотворений Ростопчиной положено на музыку, на её слова писали романсы Глинка, Даргомыжский, А. Рубинштейн, Чайковский.60

В период после замужества окончательно формируется стиль поэзии Ростопчиной, выделяется жанровое своеобразие её лирических произведений. В конце творческого пути романтические элегии и песни сменяются сатирическими жанрами, что связано с неприятием Ростопчиной кардинальных изменений в литературном обществе.

Евдокия Петровна Ростопчина (урожденная Сушкова) − русская графиня, поэтесса, переводчица, драматург, прозаик и хорошая знакомая М.Ю. Лермонтова. Евдокия Ростопчина родилась в Москве 23 декабря 1811 года в семье действительного статского советника Петра Васильевича Сушкова и Дарии Ивановны Пашковой.

В шесть лет девочка осталась без матери и вместе с двумя младшими братьями воспитывалась в богатом доме деда по материнской линии Ивана Александровича Пашкова.

Дедушка и бабушка Евдокии, жившие светской жизнью, уделяли своим внукам очень мало внимания. Их воспитанием занимались гувернантки, которые часто менялись. Учили девочку всему, что было необходимо для того, чтобы блистать в обществе: русскому, французскому, немецкому, английскому и итальянскому языкам, Закону Божию, рисованию, музыке, танцам, истории, географии и основам арифметики. Евдокия очень много читала и уже в раннем возрасте пробовала писать.

В 1830 году известный литератор князь П.А. Вяземский, бывавший у Пашковых, заинтересовался стихами юной поэтессы и даже напечатал одну из ее пьес, «Талисман», в альманахе «Северные цветы», подписав ее Д. С-ва. Близкие и родные Евдокии называли ее обыкновенно Додо, поэтому князь, полагавший, что это название происходит от Дарии, подписал пьесу сокращением от этого имени. Пьеса была дебютом Сушковой в печати.

Имея незаурядную внешность, талантливая, открытая, обладающая даром блестящего разговора юная Додо пользовалась успехом в свете. На очаровательную и подающую надежды поэтессу обратил внимание и начинающий поэт М.Ю. Лермонтов: он посвятил ей стихотворение «Крест на скале», а также мадригал «Додо». Слышавшая о Лермонтове от своей кузины Екатерины Сушковой , Евдокия Петровна не изъявила желания познакомиться с ним.

В 1833 году она вышла замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, сына генерал-губернатора графа Федора Васильевича Ростопчина. Евдокия Петровна согласилась на брак лишь по настоянию родственников, поэтому счастья в нем она не обрела, однако двери большого света еще шире распахнулись перед богатой графиней. Ее литературный салон посещали А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Б.А. Жуковский, Б.Ф. Одоевский и пр. В 1839 году вышла ее книга повестей «Очерки большого света», а в 1841 году − поэтический сборник. Будучи человеком необычайной доброты, Евдокия Петровна много помогала бедным, а все доходы, получаемые от своих сочинений, она жертвовала на благотворительное общество, основанное князем Одоевским.

Личное знакомство Ростопчиной с Лермонтовым произошло у Карамзиных в 1841 году, когда поэт приехал с Кавказа в Петербург. Они стали часто встречаться и очень подружились. В апреле 1841 года, после того как Михаил Лермонтов получил предписание выехать в Тенгинский полк на Кавказ, друзья устроили ему прощальный вечер у Карамзиных, на котором он много общался с Евдокией Петровной и поделился с ней мыслями о скорой своей смерти. Графиня как могла ободряла поэта в последнюю их встречу, однако она и сама словно что-то чувствовала и через несколько дней после его отъезда передала бабушке Лермонтова для пересылки внуку сборник своих стихов с дарственной надписью. Посылка с ее книгой пришла, когда поэта уже не было в живых.

Потрясенная смертью Лермонтова Ростопчина в 1841 году в стихотворении «Пустой альбом» создает образ трагически погибшего поэта. Ей же принадлежит цикл стихов, посвященных Лермонтову, и пьеса «На дорогу», написанная в напутствие отправлявшемуся на Кавказ поэту.

Графиня умерла 3 декабря 1858 года и была похоронена на Пятницком кладбище в Москве. Евдокия Петровна Ростопчина до конца дней своих хранила подаренный Лермонтовым в прощальный вечер у Карамзиных альбом, в котором поэт оставил свое последнее посвящение ей.

В одной из своих прошлых краеведческих миниатюр из истории Могутово мы упоминали графиню Евдокию Петровну Ростопчину (1811 г. — 1858 г.), урождённую Сушкову, поэтессу и писательницу, которая, начиная с середины XIX века, владела этим селом, а вместе с ним и деревней Мачихино. Но мы не останавливались более подробно на её жизни и творчестве, затронув из этого ранее лишь малую толику. Красивая молодая девушка, о чём говорит и созданная в 1842 г. — 1843 г. акварель П. Ф. Соколова, она блистала в высшем свете и рано обратила на себя внимание способностью легко владеть стихотворной строкой. Когда появились первые её стихотворения, они благосклонно были встречены не только литературной критикой, но и такими знаменитостями, как Жуковским, Пушкиным, Лермонтовым, которые с ней были дружны. Произведения Евдокии Петровны сначала появились в альманахах «Утренняя аря», в «Современнике» Плетнёва и в «Отечественных аписках». А за стихотворениями скоро последовали одна за другой поэмы: «Монахиня», «Нелюдимка», «Семейная тайна», «Счастливая женщина», «У пристани». Вместе с тем, казалось бы, при всей благополучной жизни и признания иё творчества в высшем аристократическом свете и среди интеллигенции, в личной жизни Евдокии Петровны складывалось не всё гладко. Она родилась 23 декабря 1811 г. (по старому стилю) в Москве от брака Петра Васильевича Сушкова с Дарьей Ивановной Пашковой, дочерью отставного полковника. Евдокия Петровна была их первым ребёнком. В январе 1816 г., а затем в марте 1817 г. у них родились ещё два сына Се- ргей и Дмитрий. Дмитрий Петрович Сушков оставил свои воспоминания о старшей сестре и своих родителях, опкоторые были убликованныы 1881 г. в Историческом вестнике (Т - 6. —№ 6. — с.300-305). Через два месяца после рождения Дмитрия Петровича их мать Дарья Ивановна в возрасте 27 лет скончалась от чахотки. А вскоре Пётр Васильевич по просьбе тестя уедет на принадлежавшие тому Белорецкие железные заводы Оренбургской губернии. Дети же остались на воспитании в доме своего деда Ивана Александровича Пашкова и его супруги. Но они жили светской жизнью и мало уделяли внимание явоим внукам. В 1826 г. П. В. Сушкова назначили начальником Оренбургского таможенного округа, и он уезжает туда, забрав с собой сыновей. Евдокия Петровна продолжала жить у деда вплоть до своего замужества в 1833 г. В своих воспоминаниях Дмитрий Петрович о воспитании своей сестры напишет: «воВпитание Евдокии Петровны шло своим чередом: одна гувернантка сменялась другою и несколько учителей приходили давать ей уроки; но, говоря правду, воспитание это, хотя и стоило не мло денег отцу нашему, было довольно безалаберное, так как, в сущности, никто не наблюдал за его правильностию. По счастию, ребенок был одарен от природы живым, острым умом, хорошею памятью и пылким воображением, с помощью которых Евдокия Петровна легко научилась всему тому, что составляло тогда, да и теперь, ольшею частию, составляет еще, альфу и омегу домашнего воспитания наших великосветских барышень». Ещё в детстве Евдокия Петровна хорошо освоила языки: французский, немецкий, английский, а позднее и итальянский. В 22 года, чтобы избавиться от домашнего гнёта, как напишут её биографы, она вопреки своему желанию решилась принять предложение молодого и богатого графа Андрея Фёдоровича Ростопчина (1813 г. — 1892 г.), сына бывшего московского главнокомандующего. Биографы Сушковой писали, что этот брак был, скорее всего, настоянием её родственников, чем по любви. Казалось бы, молодые зажили весело и открыто в своём доме на Лубянке, принимая всю Москву. Но, по собственному признанию Е. П. Ростопчиной, она была не совсем счастлива с грубым и циничным мужем, который был к, роме того и, моложе её на два года. Видимо, поэтому она стала искать развлечения в свете и окружила себя поклонниками. В замужестве Евдокия Петровна родила троих детей,: черей: льгу, Лидию и сына Виктора. Правда, некоторые источники, ссылаясь на Н. Шатилова «Из недавнего прошлого», пишут, что у неё была внебрачная связь с А. Н. Карамзиным, от которого имела двух дочерей, носивших фамилию Андреевские и воспитываемых в Швейцарии. Андрей Николаевич Карамзин был старшим сыном известного историка. Рассеянная светская жизнь, прерываемая частыми и продолжительными путешествиями по России и за границу, не мешала Ростопчиной с увлечением предаваться литературным занятиям. Вскоре после замужества она начинает помещать свои стихи во многих журналах. В 1841 г. вышел её первый сборник со стихами. А в 1845 г. Растопчина поехала за границу и в Италии написала известную балладу «Насильный брак», в которой отобразила отношение России к Польше. Сначала эта баллада не была понята аристократическими кругами Санкт-Петербурга, но вскоре её аллегорический смысл выяснили, что вызвало возмущение к её автору со стороны царя Николая I. Из этой баллады можно было понять, что Польша была изображена в виде угнетённой жены грозного барона, представлявшего Россию. По возвращению иостопчиной из-за границы Николай I запретил ей появляться в Санкт-Петербурге, и она до конца жизни жила в Москве в, доме свекрови-католички, постоянно помыкавшей невестку за светские увлечения и православное воспитание детей. Летом Евдокия Петровна выезжает в подмосковное Вороново, родовое имение Ростопчиных, лежащее в 15 км от Мачихино и Могутово. Последнее литературное творчество Е. П. Ростопчиной не было воспринято читателями. Забытая публикой п, осле двух лет болезни Ростопчина умерла 3 декабря 1858 г. и была похоронена в Москве на Пятницком кладбище. По этому поводу П. Д. Дурново написал в своём дневнике: «Графиня Ростопчина, молодая, умерла в Москве от рака желудка: она прославилась своими поэтическими произведениями и своей легкомысленной жизнью».

Валерий Ипатов

“под одной звездою...”

Соколов П. Портрет Евдокии Ростопчиной. 1842-1843

Графиня Евдокия Петровна Ростопчина, урожденная Сушкова (1811 - 1858), - Додо, как называли ее близкие, росла сиротой при живом отце в доме своего деда по матери Пашкова. Юная Додо блистала на всех московских балах, а в промежутках писала стихи. Среди ее поклонников тогда был студент Московского университета Николай Огарев, который много лет спустя вспоминал:

Двором широким проезжая,
К крыльцу невольно торопясь,
Скакал, бывало, я, мечтая —
Увижу ль вас, увижу ль вас!
Я помню (годы миновали!),
Вы были чудно хороши,
Черты лица у вас дышали
Всей юной прелестью души.
В те дни, когда неугомонно
Искало сердце жарких слов,
Вы мне вручили благосклонно
Тетрадь заветную стихов...
Листы тетради той заветной
Я перечитывал не раз,
И снился мне ваш лик приветный,
И блеск, и живость черных глаз.

В «заветную тетрадь» Сушковой как-то заглянул, проезжающий через Москву П.А. Вяземский, переписал из нее стихотворение «Талисман» и, приехав в Петербург, напечатал его анонимно в альманахе «Северные цветы» за 1831 г. Однако имя автора «Талисмана» в Москве не осталось секретом. Пристальное внимание на талантливую барышню обратил начинающий поэт Лермонтов. Ей он посвятил стихотворение «Крест на скале», а среди новогодних мадригалов, написанных им для маскарада в Благородном собрании под новый 1832 г., был и мадригал «Додо»:
Умеешь ты сердца тревожить,
Толпу очей остановить,
Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить;
Умеешь ты польстить случайно
С холодной важностью лица
И умника унизить тайно,
Взяв пылко сторону глупца!
Как в Талисмане стих небрежный,
Как над пучиною мятежной
Свободный парус челнока,
Ты беззаботна и легка...

Мартен Э. Портрет Евдокии Ростопчиной

Однако в то время Лермонтов не понравился Додо, отчасти потому, что ей поверяла свои тайны ее кузина , и Додо не имела желания с ним знакомиться. В 1833 г. она вышла замуж за графа А.Ф. Ростопчина. Ее литературный салон в Петербурге в 1830-е гг. посещали А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, В.Ф. Одоевский и другие литераторы. В 1839 г. вышла книга повестей Е.П. Ростопчиной "Очерки большого света", в 1841 г. появился ее первый поэтический сборник, получивший восторженные отзывы в критике (высокую оценку ему дал В.Г. Белинский).

Личное знакомство ее с Лермонтовым произошло только в феврале 1841 г. , когда Лермонтов приехал с Кавказа в свой последний отпуск. «И двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой, - писала Ростопчина. - Принадлежа к одному и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рассказ об известных мне его юношеских проказах; мы вместе вдоволь над ними посмеялись, и таким образом вдруг сошлись, как будто были знакомы с самого того времени».
Когда в апреле 1841 г. Лермонтов получил предписание в 48 часов покинуть столицу и выехать в Тенгинский полк на Кавказ, друзья устроили ему прощальный вечер у Карамзиных.
«Лермонтову очень не хотелось ехать, - вспоминала Е.П. Ростопчина, - у него были всякого рода дурные предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая мы собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути... Мы ужинали втроем, за маленьким столом... Во время всего ужина и на прощанье Лермонтов только и говорил об ожидавшей его скорой смерти. Я заставляла его молчать и стала смеяться над его, казавшимися пустыми, предчувствиями... Через два месяца они осуществились, и пистолетный выстрел во второй раз похитил у России драгоценную жизнь, составлявшую национальную гордость. Но что было всего ужаснее, в этот раз удар последовал от дружеской руки».

Е.П. Ростопчиной принадлежит цикл стихов, посвященных Лермонтову. В стихотворении «Пустой альбом», написанном в ноябре 1841 г., она создала пронзительный образ трагически погибшего поэта.
Но лишь для нас, лишь в тесном круге нашем
Самим собой, веселым, остроумным,
Мечтательным и искренним он был.
Лишь нам одним он речью, чувства полной,
Передавал всю бешеную повесть
Младых годов, ряд пестрых приключений
Бывалых дней и зреющие думы
Текущия поры...
О! живо помню я тот грустный вечер,
Когда его мы вместе провожали,
Когда ему желали дружно мы
Счастливый путь, счастливейший возврат:
Как он тогда предчувствием невольным
Нас испугал! Как нехотя, как скорбно
Прощался он!.. Как верно сердце в нем
Недоброе, тоскуя, предвещало!

А еще раньше, 22 августа, через два дня после того, как до нее дошло известие о гибели Лермонтова, в стихотворении «Нашим будущим поэтам» она скорбно восклицала:
Не просто, не в тиши, не мирною кончиной, -
Но преждевременно, противника рукой -
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой!..

Кордик Г. Портрет Евдокии Ростопчиной. 1846

Спустя год, Е.П. Ростопчина писала С.Н. Карамзиной: «Я провела несколько часов моего длинного дня, повторяя с прочувствованной правдивостью пролетающим тучам: «Тучки небесные, вечные странники». И эта нежная поэтическая песня наполнила мое сердце нежным запахом прошлого... Пустота, которую оставляют отсутствующие, дает себя жестоко чувствовать».
Она всегда хранила подаренный Лермонтовым в тот прощальный вечер альбом, где поэт оставил свое последнее посвящение ей.

ГРАФИНЕ РОСТОПЧИНОЙ

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж! — от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять...

Так две волны несутся дружно
Случайной, вольною четой
В пустыне моря голубой:
Их гонит вместе ветер южный;
Но их разрознит где-нибудь
Утеса каменная грудь...
И, полны холодом привычным,
Они несут брегам различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный и томный,
Свой бурный шум, свой блеск заемный,
И ласки вечные свои.

М.Ю. Лермонтов, 1841 г.

Федотов П. Портрет Евдокии Ростопчиной. 1850-е гг.

РОСТОПЧИНА ЕВДОКИЯ ПЕТРОВНА

(род. в 1811 г. – ум. в 1858 г.)

Русская писательница, поэтесса, графиня. Одна из самых известных русских поэтесс второй четверти XIX в.

Современники считали ее умницей и красавицей, отмечали живость характера, доброту, общительность. Ей посвящали свои стихи Лермонтов и Тютчев, Мей и Огарев. В конце 30-х гг. XIX в. ее имя ставили порой даже рядом с именем Пушкина. «Посылаю вам, графиня, на память книгу. Она принадлежала Пушкину; он приготовил ее для новых своих стихов… вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения», – писал Василий Андреевич Жуковский поэтессе Евдокии Ростопчиной, передавая ей свою реликвию.

Евдокия родилась 23 декабря 1811 г. в Москве в старинной дворянской семье. В возрасте шести лет она осталась без матери, которая умерла после тяжелой болезни. Отец же, Петр Васильевич Сушков, чиновник, много разъезжавший по делам службы, редко появлялся дома. Девочка, вместе с двумя младшими братьями, до самого замужества прожила в семье своего деда, Ивана Александровича Пашкова, «в роскошном жилище» на Чистых прудах. Скрываясь от родных, с 12 лет она стала писать стихи. А читать их давала своим знакомым: студенту Московского университета Н. Огареву и ученику Благородного пансиона М. Лермонтову. Среди произведений того времени было и посвященное декабристам стихотворение «К страдальцам», через двадцать лет подаренное вернувшемуся из ссылки С. Г. Волконскому.

Воспитание Евдокии было вверено бесконтрольно разным гувернанткам, которые, по свидетельству ее брата, С. П. Сушкова, никуда, за немногим исключением, не годились. Тем не менее, обладая незаурядными способностями, она рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе французским, немецким, английским и итальянским. Увлечение поэзией не удалось долго сохранять в тайне: первая публикация ее стихов – в альманахе «Северные цветы на 1831 год» за подписью Д а… – произошла, когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет.

В 1833 г. она вышла замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, сына московского градоначальника времен Отечественной войны. Муж поэтессы оказался человеком очень недалеким, чьи интересы ограничивались кутежами, картами и лошадьми, и Евдокия, чувствуя себя очень несчастливой в семье, полностью отдалась светской жизни, принимая участие в шумных увеселениях, посещая и устраивая балы.

Осенью 1836 г. она с мужем приехала в Петербург и поселилась в доме на Дворцовой набережной. Ростопчины были приняты в высшем столичном обществе и литературных салонах города – у Одоевского, Жуковского, в семье Карамзиных. Начитанная, остроумная, интересная собеседница, Евдокия сразу же завела литературный салон и у себя в доме, где стал собираться весь цвет петербургских литераторов. Частыми гостями ее были Пушкин, Жуковский, Вяземский, Плетнев, Одоевский, Соллогуб, Гоголь, Григорович, Дружинин, Мятлев и многие другие. Здесь читались новые произведения, обсуждались литературные события, устраивались музыкальные вечера с участием Глинки, Листа, Виардо, Рубини, Тамбурини.

Ростопчина очень близко сошлась со многими писателями: Одоевский и Лермонтов вели с ней активную личную переписку; тот же Одоевский посвятил ей свою «Космораму»; Пушкин, в последние годы жизни очень сдружившийся с молодой поэтессой, благосклонно отзывался о ее стихах.

К этому времени относится и начало романа Ростопчиной с Андреем Карамзиным, от которого у нее родились две внебрачные дочери. В 1854 г., узнав о его гибели во время Крымской кампании, Евдокия писала: «…цель, для которой писалось, мечталось, думалось и жилось, – эта цель больше не существует; некому теперь разгадывать мои стихи и мою прозу…» Но все это будет позже, а пока, в конце 1830-х гг., она не только одна из самых модных дам Петербурга, но и признанный всеми поэт. Однако Ростопчина чувствует, что жизнь ее, при внешнем блеске, «лишена первого счастия – домашней теплоты», а сердце «вовсе не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь», – и оттого любит повторять стих пушкинской Татьяны: «…отдать бы рада всю эту ветошь маскарада…»

С весны 1838 г. она обитала в воронежском поместье мужа, селе Анна, которым помечены многие ее стихотворения. Но, в отличие от пушкинской героини, уединение не принесло ей спокойствия, а лишь навеяло меланхолию. В следующем году в Петербурге была издана книга «Очерки большого света, соч. Ясновидящей», в которой проглядывала ставшая уже к тому времени расхожей тема бездушия аристократического общества и обнажалась сложная жизненная коллизия самой Ростопчиной. Сходным же автобиографизмом отмечена и вышедшая вскоре первая книга ее стихов, в которой, как считал Плетнев, узнаешь «полную историю жизни»…

С 1840 г. Евдокия снова жила в Петербурге, а спустя пять лет вместе с семьей отправилась за границу, откуда прислала Булгарину для «Северной пчелы» написанную в дороге балладу «Насильный брак». И цензура, и публика усмотрели в стихотворении еще одно отражение семейных отношений Ростопчиных. Однако скоро выяснился иносказательный смысл баллады, за которым скрывалась резко отрицательная оценка взаимоотношений России и Польши, представленной в виде угнетенной жены грозного барона. В Петербурге поднялась, по словам цензора Никитенко, суматоха, а разгневанный Николай I запретил автору впредь показываться при дворе.

Так поэтесса была удалена из столицы и вплоть до смерти императора в 1855 г. прожила с семьей в Москве, выезжая лишь в свое подмосковное имение. В это время Ростопчина сблизилась с кружком Погодина, сотрудничала в главном славянофильском журнале того периода – «Москвитянине», устраивала для его молодой редакции свои знаменитые субботы. Помимо стихов, она писала и пьесы – «Нелюдимка», «Семейная тайна», «Кто кого проучил», – и в них некоторые проницательные ее современники угадывали историю ее сердца. Кроме того, Евдокия написала поэмы «Монахиня», «Версальские ночи»; романы «Счастливая женщина», «У пристани» и др. Специально для иностранной актрисы Рашель она перевела на французский язык свою поэтическую драму «Дочь Дон Жуана».

В стихах Ростопчиной легко угадываются интонации Пушкина, а также Баратынского с его размышлениями о «железном веке», чуждом поэзии и любви. Стремление разглядеть за холодными, светскими полумасками истинную сущность человека объединяет поэтессу с Лермонтовым, который в 1841 г. записал в ее альбоме: «Я верю: под одной звездою Мы с вами были рождены; Мы шли дорогою одною, Нас обманули те же сны». И все же ее поэзия имела и свое характерное, легко узнаваемое лицо. Прежде всего это была поэзия женская, «со всем ее завлекательным непостоянством», как отмечали критики. Евдокия и сама подчеркивала светское и женское начало облика своей лирической героини:

А я, я женщина во всем значенье слова,

Всем женским склонностям покорна я вполне,

Я только женщина, гордиться тем готова,

Я бал люблю!., отдайте балы мне!

Однако за бальным паркетом и традиционными атрибутами салонного веселья поэтесса прозревала и иное – искалеченные судьбы, разыгранные трагедии. «Она точно Иоанна д’Арк, – сказал о ней Вяземский, – пустая вертушка, а в минуту откровения поэт и апостол душевных таинств». В предисловии к первому тому ее собрания стихотворений Дружинин написал: «Имя графини Ростопчиной перейдет к потомству как одно из светлых явлений нашего времени…»

Наиболее драматичными оказались для поэтессы последние годы жизни. Не приняв крайнего западничества, Евдокия вместе с тем порвала и со славянофилами, с которыми ее до того связывали дружеские отношения. «Эти люди убили нам Языкова во цвете лет… эти же люди уходили Гоголя, стеснив его в путах суеверных обрядов запоздалого фанатизма, который для них заменяет благодать настоящей веры, коей признак есть терпимость и любовь, а не хула и анафема!» – писала она.

Позиция эта сказалась в одном из лучших произведений Ростопчиной – комедии «Возврат Чацкого в Москву», где были остроумно высмеяны литературные и окололитературные страсти и интриги. Это своеобразное «продолжение» грибоедовского «Горя от ума» вышло в свет только в 1865 г., уже после смерти автора. Кстати, многие современники считали эту пьесу не только талантливым подражанием А. С. Грибоедову, но и самостоятельным блестящим произведением. Любопытно продолжение судьбы грибоедовских героев в интерпретации Ростопчиной. Софья вышла замуж не за Молчалина, а за Скалозуба, который, заняв пост провинциального военного губернатора, теперь уже не просто берет взятки, а «грабить стал обеими руками». Дослужившийся до действительного статского советника Молчалин «вертит» в своих интересах состоянием Фамусова, по-старчески влюбленного в его красавицу жену Гедвигу Францевну. И приехавший в Москву из Брюсселя «с конгресса ученых и любителей наук» Чацкий встречает в доме Фамусова все то же общество, занимающееся сплетнями и интригами.

Но основной темой пьесы являются не житейские конфликты, а предчувствие гражданской смуты, которое Ростопчина очень тонко уловила в общественных умонастроениях тех лет. Кульминация драмы – спор Чацкого со славянофилами и западниками. Слова, вложенные Ростопчиной в уста постаревшего главного героя, оказались пророческими:

О, проповедники слепые уравненья!..

О, поджигатели общественного мненья!

Грядущего жрецы!.. Прости вам Бог, что вы,

Безумно жаждая и славы и молвы,

Смущаете наш век несбыточным мечтаньем

И тленных благ земных болезненным желаньем;

Прости вам Бог ваш неразумный бред

И человечеству уж нанесенный вред,

И все, что впереди, посеянное вами,

Взойдет погибелью над нашими сынами!..

В результате поэтесса оказалась в полной изоляции. Революционные демократы – Белинский, Чернышевский и Добролюбов – провозгласили ее «салонной ретроградкой», друг юности Огарев именно в это время сочинил обращенное к ней стихотворение «Отступнице»…

Последние два года жизни графиня Евдокия Ростопчина часто и сильно болела. Умерла она 3 декабря 1858 г. Ее последним литературным произведением были воспоминания о друге детства Лермонтове.