Основные христианские догматы. Догматы православного богословия

Cуществует ли полное письменное изложение догматов православной церкви, каково их количество, кем и когда они формулировались, а также в каких книгах этот вопрос освещается. Меня это заинтересовало потому, что я часто встречал указания на догматический или канонический характер того или иного вопроса. И если с канонами вопрос был частично разрешен после прочтения «Правил святых апостолов», «Правила вселенских соборов», «Правила поместных соборов», «Канонические послания святых отцов», то вопрос о догматах остался для меня не проясненным. Существуют ли иные догматы кроме: СИМВОЛА ВЕРЫ, ста пятидесяти святых отец Второго Вселенского Собора, Константинопольского; ДОГМАТА о двух естествах во едином лице Господа нашего Иисуса Христа, Шестисот тридесяти святых отец Четвертого Вселенского Собора, Халкидонского; ДОГМАТА О двух волях и действиях во Господе нашем Иисусе Христе, Ста семидесяти святых отец Шестого Вселенского Собора, Константинопольского; ДОГМАТА о иконопочитании, Трехсот шестидесяти седьми святых отец Седьмого Вселенского Собора, Никейского? Кроме того, хотелось узнать, велись ли работы по кодификации канонического права в православной церкви, по аналогии с кодексом канонического права у католиков?

Отвечает священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря:

Догматы – богооткровенные истины о Боге и Домостроительстве нашего спасения, принятые Церковью как непререкаемые и обязательные. Источником их является Священное Писание и Священное Предание. Господь открывал необходимые для веры и спасения истины через пророков и апостолов постепенно на протяжении многих веков. Они даны в священных библейских текстах законоположительного, учительного, исторического и пророческого содержания. Поэтому с рождением Церкви возникла необходимость в их раскрытии в богословских категориях и понятиях, в систематизации и изъяснении. Труд этот был начат святыми отцами и учителями Церкви (Оригеном, святителями Кириллом Иерусалимским и Григорием Нисским, блаж. Феодоритом и др.). Трворение преподобного Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры» (VIII в.; русск. изд.: СПб.,1894; , репринт: М.,1998; Творения, М.,2002) явилось выдающимся событием в деле полной систематизации догматического учения. Работа эта продолжалась и последующие века.

Из отечественных авторов фундаментальная работа в области догматического богословия принадлежит митрополиту Московскому Макарию (Булгакову; 1816 – 1882) «Православно-догматическое богословие» (СПб., 4-е изд., 1883; т.1 – 2; реприрт: М.,1999). В последние годы вышло несколько работ в данной области: Михаил Помазанский, протопресвитер, Догматическое богословие, М.,2001; архим. Алипий (Кастальский-Бороздин), архим. Исайя (Белов), Догматическое богословие,Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002 и др.

В Православной Церкви работа по кодификации церковно-правового материала проводилась с первых веков христианской государственности. Формировались сборники, включавшие не только каноны, но и государственные законы по церковным делам (эпитомы – извлечения или краткие изложения). Эти сборники получили названия Номоканонов (греч. nomos – закон; kanon – канон, устав). Самым известным и авторитетным является «Номокакон в XIV титулах» Константинопольского патриарха Фотия (IX в.). Он состоит из двух частей. Первая часть – кодифицированный сборник канонов. В нем 24 титула, каждая из которых разделена на главы. Принцип деления – предметно-тематический. В главах имеются отсылки на каноны и государственные законы. Вторая часть Номоканона – Синтагма (греч. syntagma – вместе построенное, соединенное). В ней содержатся тексты канонов.

Истинная Церковь Христова - есть Вселенская Православная Церковь, частью которой является Русская Православная Церковь.

Источники Православного вероучения (из Православного Катехизиса):

1) Божественное откровение (Ветхий и Новый Завет (в том составе канона, как он был принят Вселенскими Соборами).

2) Священное Предание - все постановления Семи Вселенских Соборов, каноны святых апостолов, десяти Поместных Соборов и 13 -ти святых отцов.

3) Постановления Константинопольских Соборов: 543,843,875-881,1076,1156,1157,1341,1351, 1484гг.

4) Иерусалимского Собора 1640г.

5) Большого Московского Собора 1666-1667гг.(кроме анафемы на старые обряды).

6) Послание Восточных Патриархов (1848г).

7) В понимании Откровения мы руководствуемся учением святых отцов в том, в чем они не противоречат тому,чему учили все всегда и всюду.

8) Апостольское преемство РПЦ идет от Патриарха АлексеяI (симандский), принявшему хиротонию в 1913г патриархом Антиохийским Григорием IV, и последующиеимеют апостольское преемство от епископов Синодального постановления.

Учителя Церкви православной

Вселенские учителя: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст (они раскрыли понимание Святой Троицы, ввели в богословский лексикон греческий термин «ипостась», с помощью которого смогли выразить тайну единой природы божией и различия ипостасей Отца, Сына и Святого Духа) – IV век.

Афанасий Великий (святитель) – борец против Арианской ереси - IV век.

Арий, не признав божественное достоинство Иисуса Христа и Его равенство Богу Отцу, тем самым сводил на нет спасительное значение крестного подвига Богочеловека.

Максим Исповедник – простой монах, боролся против монофелитов, отрицавших присутствие в Богочеловеке Иисусе Христе человеческой воли. (VII – VIII века)

Иоанн Дамаскин – (VII век), живший на Ближнем Востоке – защитник иконопочитания.

Церковные писатели , жившие в первые века Христианства: Тертуллиан, Ориген, Климент Александрийский, Блаженный Августин. Их творения посвещены полемике с язычниками и порой содержали мнения, в последствии не принятые Церковью.

Краткие сведения о Вселенских соборах

Вселенских Соборов в истинной Православной Церкви Христовой было семь:

Никейский
Константинопольский
Ефесский
Халкидонский
Константинопольский 2-й
Константинопольский 3-й, и
Никейский 2-й.

О Вселенских соборах

ПЕРВЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Первый Вселенский Собор был созван в 325 г., в гор. Никее, при императоре Константине Великом.

Созван этот Собор был против лжеучения александрийского священника Ария, который отвергал Божество и предвечное рождение второго Лица Св. Троицы, Сына Божия, от Бога Отца; и учил, что Сын Божий есть только высшее творение.

На Соборе участвовало 318 епископов, среди которых были: Св. Николай Чудотворец, Иаков епископ Низибийский, Спиридон Тримифунтский, Св. Афанасий Великий, бывший в то время еще в сане диакона и др.

Собор осудил и отверг ересь Ария и утвердил непреложную истину - догмат; Сын Божий есть истинный Бог, рожденный от Бога Отца прежде всех веков и так же вечен, как Бог Отец; Он рожден, а не сотворен, и единосущен с Богом Отцом.

Чтобы все православные христиане могли точно знать истинное учение веры, оно было ясно и кратко изложено в первых семи членах Символа Веры.

На этом же Соборе было постановлено праздновать Пасху в первый воскресный день посл первого весеннего полнолуния, определено было также священникам быть женатыми, и установлены были многие другие правила.

ВТОРОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Второй Вселенский Собор был созван в 381 г., в гор. Константинополе, при императоре Феодосии Великом.

Созван этот Собор был против лжеучения бывшего арианского епископа константинопольского Македония, который отвергал Божество третьего Лица Св. Троицы, Духа Святого; он учил, что Дух Святый не есть Бог, и называл Его тварью или сотворенною силою и при том служебною Богу Отцу и Богу Сыну так как Ангелы.

На Соборе присутствовало 150 епископов, среди которых были: Григорий Богослов (он был председателем Собора), Григорий Нисский, Мелетий Антиохийский, Амфилохий Иконийский, Кирилл Иерусалимский и др.

На Соборе ересь Македония была осуждена и отвергнута. Собор утвердил догмат о равенстве и единосущии Бога Духа Святого с Богом Отцом и Богом Сыном.

Собор также дополнил Никейский Символ Веры пятью членами, в которых излагается учение: о Святом Духе, о Церкви, о таинствах, о воскресении мертвых и жизни будущего века. Таким образом составился Никеоцареградский Символ Веры, который и служит руководством для Церкви на все времена.

ТРЕТИЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Третий Вселенский Собор был созван в 431 г., в гор. Ефесе, при императоре Феодосии 2-м Младшем.

Собор был созван против лжеучения константинопольского архиепископа Нестория, который нечестиво учил, будто Пресвятая Дева Мария родила простого человека Христа, с Которым, потом, Бог соединился нравственно, обитал в Нем, как в храме, подобно тому, как прежде обитал в Моисее и других пророках. Потому и Самого Господа Иисуса Христа Несторий называл богоносцем, а не Богочеловеком, а Пресвятую Деву называл христородицею, а не Богородицею.

На Соборе присутствовало 200 епископов.

Собор осудил и отверг ересь Нестория и постановил признавать соединение в Иисусе Христе, со времени воплощения, двух естеств: Божеского и человеческого; и определил: исповедовать Иисуса Христа совершенным Богом и совершенным Человеком, а Пресвятую Деву Марию, - Богородицею.

Собор также утвердил Никеоцареградский Символ Веры и строго воспретил делать в нем какие бы то ни было изменения и дополнения.

ЧЕТВЕРТЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Четвертый Вселенский Собор был созван в 451 году, в гор. Халкидоне, при императоре Маркиане.

Собор был созван против лжеучения архимандрита одного константинопольского монастыря Евтихия, который отвергал человеческую природу в Господе Иисусе Христе. Опровергая ересь, и защищая Божественное достоинство Иисуса Христа, он сам впал в крайность, и учил, что в Господе Иисусе Христе человеческое естество было совершенно поглощено Божеством, почему в Нем следует признавать только одно Божеское естество. Это лжеучение называется монофизитством, а последователи его называются монофизитами (одноестественниками).

На Соборе присутствовало 650 епископов.

Собор осудил и отверг лжеучение Евтихия и определил истинное учение Церкви, а именно, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек: по Божеству Он вечно рождается от Отца, по человечеству Он родился от Пресвятой Девы и во всем подобен нам, кроме греха. При воплощении (рождении от Девы Марии) Божество и человечество соединилось в Нем, как едином Лице, неслиянно и неизменно (против Евтихия), нераздельно и неразлучно (против Нестория).

ПЯТЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Пятый Вселенский Собор был созван в 553 году, в городе Константинополе, при знаменитом императоре Юстиниане I.

Собор был созван по поводу споров между последователями Нестория и Евтихия. Главным предметом споров были сочинения трех учителей сирийской церкви, пользовавшихся в свое время известностью, именно Феодора Мопсуетского, Феодорита Кирского и Ивы Едесского, в которых ясно выражались несторианские заблуждения, а на Четвертом Вселенском Соборе ничего не было упомянуто о этих трех сочинениях.

Несториане в споре с евтихианами (монофизитами) ссылались на эти сочинения, а евтихиане находили в этом предлог отвергать самый 4-й Вселенский Собор и клеветать на Православную Вселенскую Церковь, что она будто бы уклонилась в несторианство.

На Соборе присутствовало 165 епископов.

Собор осудил все три сочинения и самого Феодора Мопсуетского, как не раскаявшегося, а относительно двух остальных осуждение ограничилось только их несторианскими сочинениями, сами же они были помилованы, т. к. отказались от своих ложных мнений и скончались в мире с Церковью.

Собор снова повторил осуждение ереси Нестория и Евтихия.

ШЕСТОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Шестой Вселенский Собор был созван в 680 году, в городе Константинополе, при императоре Константине Погонате, и состоял из 170 епископов.

Собор созван был против лжеучения еретиков - монофелитов, которые, хотя признавали в Иисусе Христе два естества, Божеское и человеческое, но одну Божественную волю.

После 5-го Вселенского Собора волнения, производимые монофелитами продолжались и грозили Греческой Империи большою опасностью. Император Ираклий, желая примирения, решил склонить православных к уступке монофелитам и силою своей власти повелевал признавать в Иисусе Христе одну волю при двух естествах.

Защитниками и изъяснителями истинного учения Церкви явились Софроний, патриарх Иерусалимский и константинопольский монах Максим Исповедник, которому за твердость веры вырезали язык и отрубили руку.

Шестой Вселенский Собор осудил и отверг ересь монофелитов, и определил признавать в Иисусе Христе два естества -Божеское и человеческое, - и по этим двум естествам - две воли, но так, что человеческая воля во Христе не противна, а покорна Его воле Божественной.

Достойно внимания, что на этом Соборе произнесено было отлучение в числе других еретиков, и Римского папы Гонория, признавшего учение о единоволии православным. Определение Собора подписали и римские легаты: пресвитеры Феодор и Георгий, и диакон Иоанн. Это ясно указывает, что высшая власть в Церкви принадлежит Вселенскому Собору, а не папе Римскому.

Через 11 лет Собор вновь открыл заседания в царских палатах называемых Трулльскими, для решения вопросов по преимуществу, относящихся к церковному благочинию. В этом отношении он как бы дополнил Пятый и Шестой Вселенские Соборы, потому и называется Пято-шестым.

Собор утвердил правила, которыми Церковь должна управляться, а именно: 85 правил Св. Апостолов, правила 6-ти Вселенских и 7-ми поместных Соборов, и правила 13 Отцов Церкви. Эти правила впоследствии были дополнены правилами Седьмого Вселенского Собора и еще двух Поместных Соборов, и составили так называемый "Номоканон", а по-русски "Кормчая Книга", которая и является основанием церковного управления Православной Церкви.

На этом Соборе осуждены были некоторые нововведения Римской Церкви, не согласные с духом постановлений Церкви Вселенской, а именно: принуждение к безбрачию священников и диаконов, строгие посты в субботы Великого Поста, и изображение Христа в виде агнца (ягненка).

СЕДЬМОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Седьмой Вселенский Собор был созван в 787 году, в гор. Никее, при императрице Ирине (вдове императора Льва Хозара), и состоял из 367 отцов.

Собор был созван против иконоборческой ереси, возникшей за 60 лет до Собора, при греческом императоре Льве Исавре, который, желая обратить магометан в христианство, считал необходимым уничтожить почитание икон. Эта ересь продолжалась при сыне его Константине Копрониме и внуке Льве Хозаре.

Собор осудил и отверг иконоборческую ересь и определил - поставлять и полагать в св. храмах, вместе с изображением Честного и Животворящего Креста Господня, и святые иконы, почитать и воздавать им поклонение, возводя ум и сердце к Господу Богу, Божией Матери и Святым, на них изображенным.

После 7-го Вселенского Собора, гонение на святые иконы снова было воздвигнуто последующими тремя императорами: Львом Армянином, Михаилом Бальбою и Феофилом и около 25 лет волновало Церковь.

Почитание св. икон было окончательно восстановлено и утверждено на Поместном Константинопольском Соборе в 842 году, при императрице Феодоре.

На этом Соборе, в благодарность Господу Богу, даровавшему Церкви победу над иконоборцами и всеми еретиками, установлен праздник Торжества Православия, который положено праздновать в первое воскресенье Великого Поста и который празднуется и доселе во всей Вселенской Православной Церкви.

ПРИМЕЧАНИЕ : Римско-Католическая Церковь, вместо семи, признает более 20 Вселен. соборов, неправильно включая в это число соборы, бывшие в Западной Церкви после разделения Церквей, а лютеране, не смотря на пример Апостолов и признание всей Христианской Церкви, не признают ни одного Вселенского Собора.

Закон Божий Серафима Слободского

Точное изложение православной веры - прп. Иоанн Дамаскин.

О видимой твари.

Сам Бог наш, в Троице и Единице прославляемый, сотворил небо и землю, и вся, яже в них (Пс. 145, 6 ), приведя все из не сущего в бытие: иное из не бывшего прежде вещества, как-то: небо, землю, воздух, огонь, воду; а другое из этих уже созданных Им веществ, как-то: животных, растения, семена. Ибо это, по повелению Создателя, произошло из земли, воды, воздуха и огня.

Православие

Православие сложилось на территории Византийской империи и служило идеологической опорой императорской власти. Оно не имело и единого церковного центра, поскольку с самого начала своего формирования церковная власть в Византии была сосредоточена в руках четырех Патриархов: Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Причем Патриарх Константинопольский, хотя и именовался вселенским, являлся всего лишь первым среди равных. По мере распада Византийской империи каждый из упомянутых Патриархов стал возглавлять самостоятельную (автокефальную) поместную Православную Церковь. Впоследствии автокефальные и автономные Православные Церкви возникли и в других странах - главным образом на Ближнем Востоке и в Восточной Европе. Основу православного вероисповедания составляют Священное Писание (Библия) и Священное предание (решения первых семи Вселенских Соборов и труды Отцов Церкви II - VIII вв.). Основные принципы православия как вероисповедной системы изложены в 12 пунктах (членах) символа веры, принятого на первых двух Вселенских Соборах в Никее (325 г.) и Константинополе (381 г.).

Важнейшими постулатами православного вероучения являются догматы: триединства Бога, Боговоплощения, Искупления, Воскресения и Вознесения Иисуса Христа. Формально считается, что догматы не подлежат изменению и уточнению не только по содержанию, но и по форме.

Для православия характерен сложный, детально разработанный культ. Богослужения в православии намного более продолжительны, чем в других христианских конфессиях, и включают в себя множество обрядов. Основным богослужением является Литургия. Важная роль отводится праздникам, главным из которых (согласно общехристианской традиции) является Воскресение Христово (Пасха).

Духовенство в православии делится на "белое" (женатые приходские священники) и "черное" (монашествующие, дающие обет безбрачия). Имеются мужские и женские монастыри. Церковная иерархия (епископат) формируется только из представителей "черного" духовенства. Высшим епископским саном является патриарх.

В настоящее время большинство Православных Церквей (за исключением Иерусалимской, Русской, Сербской и Грузинской Церкви) пользуются в богослужебной практике новым стилем (григорианским календарем), но дату Пасхи определяют по старому юлианскому календарю.

При общности вероучения и обрядности каждая поместная православная Церковь (как автокефальная, так и автономная) имеет свою специфику не только конфессионального, но и этнического характера.

В настоящее время в православии насчитывается 15 автокефальных (Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Русская, Грузинская, Сербская, Румынская, Болгарская, Кипрская, Элладская, Албанская, Польская, Чехословацкая, Американская) и 4 автономных Церкви (Синайская, Финляндская, Критская и Японская).

Догматы

Для всех христиан церковь едина и универсальна: она есть Тело Христово. Однако православные считают, что поскольку церковь не ограничена ни во времени, ни в пространстве и является предложенной людям новой жизнью с Христом и во Христе, то организационная структура церкви представляет лишь относительный интерес. Понятие главы церкви – викария Христа, как говорят католики про папу, – является шокирующим, поскольку Христос реально присутствует и живет в Своей Церкви.

Нет никакой необходимостии в формальном провозглашении новых догматов. Всякая запись на человеческом языке может быть неправильно истолкована. Лишь помощь Святого Духа позволяет прочесть Священное Писание с абсолютной ясностью. Кроме того, в начальный период существования церкви никаких догматов не было. Лишь несовершенство человеческой природы заставляет хотя бы в минимальной степени интеллектуально структурировать веру. Все существенное для этого было выражено в символе веры Никейского Собора 325 г. и богословских определениях семи Вселенских Соборов, последний из которых также проходил в Никее в 787 г.

В Символе веры, принятом на Никейском и Константинопольском Вселенских соборах, эти основы вероучения сформулированы в 12 частях или членах:

«Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век: Света, от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенная единосущна Отцу. Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплатившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечщася. Распятого же за ны при Понтийскем Пилате, и страдавша и погребенна. И воскресшего в третий день, по Писанием. И восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судите живым и мертвым. Его же царствию не будет конца. И в Духе Святого Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном с поклоняема и сславима, глаголавшаго пророки. Во Едину святую, соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будащаго века. Аминь.»

В первом члене говориться о Боге как творце мира – первой ипостаси Святой Троицы.

Во втором – о вере в Сына Божия единородного – Иисуса Христа.

Третий – это догмат боговоплощения, согласно которому Иисус Христос, оставаясь Богом, вместе с тем стал человеком, родившись от девы Марии.

Четвертый член Символа веры – о страдании и смерти Иисуса Христа. Это догмат искупления.

Пятый – о воскресении Иисуса Христа.

В шестом говорится о телесном вознесении Иисуса Христа. на небо.

В седьмом – о втором, грядущем приществии Иисуса Христа на землю.

Восьмой член Символа веры – о вере в Духа Святого.

В девятом – об отношении к церкви.

В десятом – о таинстве Крещения.

В одинадцатом – о будущем всеобщем воскресении мертвых.

В двенадцатом члене – о жизни вечной.

Православие старается не столько убедить, сколько очаровать и успокоить. Его иерархия прежде всего занимается исполнением религиозных священнодействий и совершением таинств. Священники значительно охотнее посвящают себя литургии и молитве, чем деятельности в миру. Православный верующий охотно принимает мистическое и стремится, скорее, уйти от мира, чем жить в нем.

Жизнь церкви проходит вне времени; религиозные службы, в особенности во время больших праздников, длинны и сложны и апеллируют больше к чувству и воображению, чем к разуму: в конце концов верующий забывает, где он находится – на Земле или на небе.

В своей литургической жизни православные уделяют особое внимание почитанию Божьей Матери, совершению семи таинств и поклонению иконам и святым мощам. Православная духовность воспринимает «предание» как верность Иисусу Христу и любовь к своей церкви, чем как интеллектуальное размышление над священными текстами. В этом чувственном поиске Божественного первостепенное место занимает икона. Она, конечно, не является идолом – это лишь средство сконцентрировать духовное внимание на тайне Воплощения: то, что Бог сделался Человеком в лице Иисуса Христа, находит свою параллель в образе (иконе), созданном иконописцем.

До́гмат [греч. δόϒμα - учение, постановление, решение, мнение], основное положение (доктрина) христианского вероучения.

Употребление термина

В античной философии словом «Д.» обозначались общепринятые мнения (к-рые не всегда отражали истинное учение) или фундаментальные максимы (Plat . Resp. VII 538c; Epict . Diss. IV 11. 8; Cicero . Acad. II 9. 27). В «Государстве» Платон пользуется этим словом и для обозначения обнародованных постановлений, к-рым должны следовать военачальники и воины (Plat . Resp. III 414b). Филон Александрийский с помощью «догматов премудрости» созерцает мир, по-видимому усматривая в догматах описание природной закономерности, царящей в окружающем мире (Philo . De spec. leg. I 269). У Иосифа Флавия это слово выступает в значении «истинного учения» (букв. божественных предписаний): «Каждому иудею от самого рождения полагается почитать божественные предписания (τὸ νομίζειν αὐτὰ θεοῦ δόϒματα)» (Ios . Flav . Contr. Ap. I 42). Этим же словом Иосиф Флавий называет учение секты ессеев (Idem . De bell. II 8. 7).

В НЗ слово «Д.» используется для обозначения имп. указа о проведении переписи (в синодальном переводе «повеление» - Лк 2. 1), определений Иерусалимского Собора (Деян 16. 4), «повелений кесаря» (Деян 17. 7). Однокоренным глаголом ап. Павел обозначает следование нек-рых христиан ветхозаветным предписаниям: «Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений (δοϒματίζεσθε): «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся»»(Кол 2. 20-21). Слово «Д.» ап. Павел употребляет для обозначения учения Иисуса Христа (Еф 2. 15).

Сщмч. Климент Римский при описании законов природы, установленных Богом, использует причастие от глагола δοϒματίζω (постановлять, утверждать): «Плодоносящая земля по Его (Божественной.- М . И .) воле в определенные времена производит изобильную пищу людям, зверям и всем находящимся на ней животным, не замедляя и не изменяя ничего из предписанного Им (μηδὲ ἀλλοιοῦσά τι τῶν δεδοϒματισμένων ὑπ᾿ αὐτοῦ)» (Clem . Rom . Ep. I ad Cor. 20). Сщмч. Игнатий Богоносец «догматами» называет учение Иисуса Христа и апостолов: «Итак, старайтесь утвердиться в учении Господа и апостолов (ἐν τοῖς δόϒμασιν τοῦ Κυρίου κα τῶν αποστόλων)» (Ign . Ep. ad Magn. 13. 1). Мч. Иустин Философ использует глагол δοϒματίζω для описания учения стоиков: «Так называемые стоические философы утверждают (δοϒματίζουσι), что и Сам Бог превратится в огонь…» (Iust . Martyr . I Apol. 20 // PG. 6. Сol. 357). В др. месте он называет Д. нек-рые положения истинной веры, к-рые высказывались языческими философами и поэтами и были, по его мнению, заимствованы ими у ветхозаветных пророков (Ibid. 44 // PG. 6. Сol. 396). Мч. Иустин использует также необычное словосочетание «безбожные догматы» (рус. пер.: безбожное учение): «Многие... безрассудно увлеченные, как агнцы волком, становятся пищей безбожного учения (βορὰ τῶν ἀθέων δοϒμάτων)» (Ibid. 58 // PG. 6. col. 416).

В «Речи против эллинов» Татиана «догматы» - мнения, порожденные языческими представлениями о богах (Tat . Contr. graec. 8 // PG. 6. Сol. 824). В этой связи он называет «догматами» и учение Платона (Ibid. 25 // Сol. 860). При обращении к Откровению Татиан использует слово «Д.» применительно к закону Моисея (Ibid. 40 // Сol. 884) и к христианской доктрине (Ibid. 19 // Сol. 849 А). Описывая языческое учение о переселении душ (перевоплощении), свт. Феофил Антиохийский называет его Д. (Theoph . Antioch . Ad Autol. // PG. 6. Сol. 1132). Слово «Д.» неоднократно встречается в сочинении Оригена «О началах», часто в выражении σωτήρια δόϒματα (спасительные догматы), и означает обычно христ. учение (Orig . De princip. // PG. 11. Сol. 253, 345).

Мн. значения слова «Д.» отражены в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Этим термином он обозначает декреты сената (Euseb . Hist. eccl. II 2), имп. эдикты (Ibid. IV 6), указы и распоряжения местных властей (Ibid. IV 26), церковное учение (τὰ ἐκκλησιαστικὰ δόϒματα - Ibid. III 26), постановления Поместных Соборов (Ibid. V 23; VI 43), ереси Мани, выдававшего себя за Христа (Ibid. VII 31), и последователей Савеллия (Ibid. VII 6).

Начиная с IV в. слово «Д.» в церковном употреблении постепенно теряет ряд значений и все чаще используется для обозначения христ. вероучения. При этом у нек-рых св. отцов уже встречается разграничение понятий «догматическое учение» и «нравственное учение». Такое разграничение устанавливают свт. Кирилл Иерусалимский (Сyr . Hieros . Catech. 4. 2) и свт. Григорий Нисский (Greg . Nyss . Ep. 24). Свт. Василий Великий делит христ. учение на δόϒματα (догматы) и κηρύϒματα (проповедь) (Basil . Magn . De Spirit. Sanct. 27 // PG. 32. Col. 188).

Догматические тексты

Христианское вероучение, содержащееся в Божественном Откровении, находит выражение в Д. Церкви. Самыми древними догматическими сводами, существовавшими в различных Поместных Церквах и региональных общинах, были Символы веры . Впосл. к ним были присовокуплены догматические постановления 7 Вселенских Соборов, включая и догматические постановления Поместных Соборов, утвержденных на Трулльском Соборе (см. в ст. Вселенский VI Собор). Наряду с ними, замечает архиеп. Василий (Кривошеин) , в силу особой авторитетности можно поставить определения К-польского Собора 879 г., а также К-польских Соборов 1341-1351 гг. о сущности Божией и энергиях, представляющих собой нетварную божественную благодать. Архиеп. Василий также придает догматическое значение Исповеданию веры свт. Григория Паламы , провозглашенному на Соборе 1351 г., и Исповеданию веры свт. Марка Евгеника Эфесского на Ферраро-Флорентийском Соборе , «где устами св. Марка говорила вся Святая Церковь» (Символические тексты в Православной Церкви // БТ. 1968. Сб. 4. С. 32). Продолжая этот перечень, архиеп. Василий замечает: «Можно без преувеличения сказать, что анафора литургии св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста по своей богословско-догматической авторитетности нисколько не уступает догматическим постановлениям Вселенских Соборов. Особенно это верно об анафоре св. Василия Великого, где все основные моменты христианского учения: творение, грехопадение, Воплощение, Воскресение, спасение, конечные судьбы человека - выражены так полно, ярко и глубоко. Да и троическое богословие раскрыто в ней с той же силою. И все это богословие есть плод и выражение соборной евхаристической молитвы, источника и корня нашей веры» (Там же. С. 33).

Познание «отчасти» (1 Кор 13. 12) и познание догматической полноты веры

Догматическое сознание Церкви не ограничивается перечисленными доктринальными текстами. Оно содержит всю полноту вероучительной истины, необходимую для спасения человека. Такое утверждение не противоречит известным словам ап. Павла о познании «отчасти»: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13. 12). Главной особенностью христ. познания является то, что оно антиномически совмещает в себе познание «отчасти» с познанием полноты церковного вероучения, о к-рой писал ап. Иоанн Богослов: «Вы имеете помазание от Святого (Духа.- М . И .) и знаете все» (1 Ин 2. 20). Познание «отчасти» обусловлено тем, что Божественное Откровение адресовано человеку, живущему, по апостолу, «теперь», т. е. в веке нынешнем, а не «тогда», т. е. в парусии, в веке грядущем, и «могущему вместить» (Мф 19. 12) лишь то, что способна воспринять его падшая природа. Вместе с тем для этой природы в Церкви открывается возможность получить «помазание» от Св. Духа, Который, согласно словам Иисуса Христа, «научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин 14. 26). А говорил Божественный Учитель Своим ученикам «все, что слышал от Отца» (Ин 15. 15). Т. о., Христос действительно возвестил апостолам полноту истины, включающую и полноту веры. В свою очередь «апостолы,- пишет сщмч. Ириней Лионский,- как богач в сокровищницу, сполна положили в Церковь все, что относится к истине…» (Iren . Adv. haer. III 4. 1). «И потому как ни несоизмеримо и далеко нынешнее познание «отчасти» от обетованного познания «лицом к лицу», и ныне, как и всегда, полная и завершенная Истина раскрывается в церковном опыте, Истина единая и непреложная, ибо открывается Сам Христос» (Флоровский Г ., прот . Дом Отчий // Он же . Вера и культура. СПб., 2002. С. 249). Именно Сам Христос стучится в сердце каждого человека в надежде, что хозяин этого сердца откроет Ему и Он будет жить в человеке как Абсолютная Полнота и Абсолютная Истина (Откр 3. 20; Ин 14. 6; ср.: Гал 2. 20).

Христос - Живая Истина

Естественно возникает вопрос: почему догматическое сознание Церкви, содержащее полноту вероучительной истины, не нашло полного отражения в церковных вероучительных текстах, т. е. в догматических определениях? Ответ на этот вопрос содержится в одной из главных особенностей догматического учения Церкви. Это учение не является, по выражению свящ. Павла Флоренского , «теоретической декларацией» христ. веры (Из богословского наследия // БТ. 1977. Сб. 17. С. 113). Таковой его могут воспринимать только «рационалистические богословы», полагающие, что тот или иной Д. или догматический свод, каким является, напр., Никео-Константинопольский Символ веры, есть всего-навсего «акт о вере», хотя и соборный (Там же). Таким же образом догматическое учение Церкви обычно представляется теми, кто не знают ни подлинной природы Д., ни подлинной природы христианства. Любой человек, незнакомый с христианством, не может даже представить себе того, что Абсолютная Истина, исповедуемая христианством, есть Истина Живая; этой Истиной является Сам Основатель христианства Иисус Христос, сказавший о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14. 6). Не мог этого представить себе и Пилат, обратившийся к Христу с вопросом: «Что есть истина?» (Ин 18. 38). Хотя этот вопрос соответствовал извечным вопрошаниям человечества об истине, однако в разговоре Пилата с Христом поставлен он был неверно. Истина в христианстве - Сам Христос, а не сумма знаний, пусть и безошибочных. Соответственно этому процесс познания христ. истины, включая и полноту истины догматической, становится путем соединения с Христом. Как ни в какой др. религии, ни в какой философии и ни в какой науке, учение в христианстве не является ни самоцелью, ни даже главной целью. Сколько бы человек ни изучал его, он будет знать о Боге, по-видимому, все равно меньше, чем знают о Нем духи злобы, к-рые тоже веруют (Иак 2. 19), однако ни их вера, ни их знание не приносят им никакой пользы.

Д.- опытно постигаемая реальность

Христ. учение лишь средство к неизмеримо более высокой цели - обожению человека (Лосский В . Мистическое богословие. С. 10). При этом и само учение не есть плод рациональной мысли. Догматические истины, замечает прот. Г. Флоровский, «суть истины опыта, истины жизни, и раскрываться они могут и должны не через логический синтез или анализ, но только через духовную жизнь, через наличность засвидетельствованного вероучительными определениями опыта» (Флоровский Г ., прот . Дом Отчий. С. 252). В основе догматических истин и определений должно лежать не только Божественное Откровение, но и опыт духовной жизни, через призму к-рого Бог для христианина становится не Богом философов и ученых, а Богом, живущим в его сердце, т. е. Живой Истиной, каковой и является Иисус Христос. Иными словами, в основе догматических истин «должен лежать не вывод, а видение, созерцание», к-рое достижимо «только через молитвенный подвиг, через духовное становление верующей личности, через живое причастие вневременному опыту Церкви» (Там же. С. 252-253).

Т. о., догматические тексты не являются результатом дискурсивного мышления о Божественной реальности, хотя и основанного на Свящ. Откровении. Они рождаются из опыта богопознания и появляются в виде вероучительных определений как результат этого опыта. Отсюда следует, что для постижения Божественной реальности прямой необходимости в существовании Д. как вероопределений не существует. Человек, живущий полнотой церковной жизни, тем самым приобщается и к полноте догматического сознания Церкви и по существу не нуждается в дополнительных догматических формулировках того, чем он живет. Дух Божий действительно учит такого человека «всему» (Ин 14. 26), а сам человек, став жилищем Св. Духа, приобретает благодатную способность постигать «все» (1 Ин 2. 20). Такой человек не нуждается не только в догматических текстах, но, как это ни парадоксально, даже и в тексте Свящ. Писания. Свт. Иоанн Златоуст по этому поводу пишет: «По-настоящему, нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писаний, а надлежало бы вести жизнь столь чистую, чтобы вместо книг служила благодать Духа и чтобы, как те исписаны чернилами, так и наши сердца были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то воспользуемся теперь хотя бы вторым путем. А то, что первый путь был лучше, это Бог показал и словом, и делом» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Далее свт. Иоанн, обозревая ветхозаветную историю, отмечает, что с Ноем, Авраамом и его потомками, с Иовом, Моисеем «Бог беседовал не через письмена, а непосредственно, потому что находил их ум чистым». «Письмена» же явились результатом того, что «еврейский народ пал в самую глубину нечестия». Аналогичное явление свт. Иоанн наблюдает и в новозаветные времена. «Апостолам,- замечает он,- Бог не дал чего-либо писаного, а обещал вместо Писаний даровать благодать Духа» (Ibidem). Преимущество благодатного пути для ап. Павла очевидно: «Вы,- пишет он, обращаясь к христианам Коринфа,- показываете собою, что вы - письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого; не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор 3. 3). «Нужда в наставлении письменном (т. е. в Свящ. Писании.- М . И .) в христианстве,- с прискорбием говорит свт. Иоанн,- это тоже результат уклонения от истинного учения и от чистоты жизни и нравственности» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Аналогичное суждение имеется у прп. Исаака Сирина , к-рый признает необходимость Свящ. Писания только для тех, к-рые еще не достигли духовного совершенства. «Пока человек не примет Утешителя (т. е. Св. Духа.- М . И .), потребны ему Божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлелось в мысли его и непрестанным чтением обновлялось в нем стремление к добру и охраняло душу его от тонкости греховных путей, потому что не приобрел он еще силы Духа, которая удаляет заблуждение… Но когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда тайно учится он у Духа и не имеет нужды в пособии вещества чувственного» (᾿Ισαάκ τοῦ Σύρου . Λόϒοι ἀσκητικοί (κζ´-ΞΑ´) // Θιλοκαλία τῶν νηπτικῶν κα ἀσκητικῶν. Θεσσαλονίκη, 1991. Τ. 8 Β. Σ. 346-347; рус. пер.: Исаак Сирин, прп . Слова подвижнические. Серг. П., 1911. С. 314).

Т. о., святоотеческая мысль ориентирует человека, стремящегося к постижению Божественной реальности, не на догматические вероопределения и даже не на Свящ. Писание, а на благодать Св. Духа, к-рая была бы для него «вместо книг» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Вместе с тем она предупреждает, что человек, чуждый благодати и оставшийся наедине с Писанием, а не в живом единстве со Христом, неизбежно подвергается заблуждениям, от к-рых Свящ. Писание, хотя оно и является Божественным Откровением, не может удержать. «Священное Писание,- замечает по этому поводу прп. Викентий Леринский ,- не все понимают в одном и том же смысле, но один толкует его изречения так, другой - иначе; так что почти сколько людей, столько же, по-видимому, можно извлечь из него и смыслов» (Vincent . Lirin . Common. // PG. 50. Col. 640). Прп. Викентий не имеет в виду многообразие экзегетической традиции, нашедшей отражение в соборном опыте Церкви; в людях, о к-рых он говорит, он видит тех, к-рые не руководствуются этим опытом, а изобретают свои пути постижения Писания. Такими путями, по замечанию прп. Викентия, как правило, шли еретики, «необыкновенно много» цитировавшие Свящ. Писание. Писанием любит пользоваться даже диавол. Более того, для него «нет более легкого пути к обману, как ссылка на авторитет слова Божия». Не случайно он «напал свидетельствами из Писаний» «на Самого Господа» (Ibid. Col. 672-673).

Причины появления догматических определений

Христианин спасается не Писанием и не догматами, а тем, что приобщается к источнику Божественной жизни. Тем не менее ряд вероучительных истин все же нашел отражение в догматических определениях. Это произошло не потому, что данные истины в системе христ. учения имеют самое главное значение. Для опровержения этого мнения достаточно вспомнить, напр., что Д. Искупления , являющийся основным Д. христианства, ни на каком Соборе не был сформулирован. Появление догматических определений не обусловлено внутренней необходимостью церковной жизни. В новых или более точных догматических формулировках Церковь не нуждается, тем более что догматическая формулировка, какой бы точной она ни была, никогда не может быть абсолютно адекватной содержанию Д.

История христ. Церкви свидетельствует, что догматическое творчество Соборов - это ответ Церкви на вызов, брошенный ей теми людьми, к-рые не жили полнотой церковной веры и искажали эту полноту, порождая всевозможные догматические заблуждения и совращая ими с истинного пути церковной жизни других. «Злоба еретиков и богохульников,- пишет свт. Иларий Пиктавийский,- вынуждает нас совершать вещи недозволенные, восходить на вершины недостижимые, говорить о предметах неизреченных… Следовало бы довольствоваться тем, чтобы с искренней верой выполнять то, что нам предписано, а именно: поклоняться Богу Отцу, почитать с Ним Бога Сына и исполняться Святым Духом. Но вот мы вынуждены пользоваться нашим слабым словом для раскрытия таин неизреченных. Заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения человеческим языком тех таин, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ» (Hilar . Pict . De Trinit. II 2).

Соборные догматические определения появились в силу чисто внешних, отнюдь не церковных причин; лжеучения носили антицерковный характер и угрожали единству Церкви, почему и были названы «ересями». «Если бы,- говорят отцы VI Вселенского Собора,- все в начале принимали евангельскую проповедь просто и искренно и довольствовались апостольскими постановлениями, дела шли бы хорошо и удобно… Но вражия сила сатаны не знает покоя, а выставляет своих слуг... которые ложными догматами поражают мысль многих» (ДВС. Т. 4. С. 232). Поэтому цель, преследуемая догматическим творчеством Соборов, сводилась к самому главному - защите правосл. вероучения от еретических заблуждений. Отцы Вселенских Соборов, как они сами об этом пишут, «разрушенное еретиками исправляли и расстроенное ими приводили в согласие» (Там же. С. 563). Ошибочно полагать, что ереси были порождены терминологической неопределенностью богословского языка того времени или же отсутствием догматических формулировок и богословских разработок по тем или иным вопросам вероучения. Хотя все это и сказалось на становлении вероучительной мысли, оно не было определяющим в процессе возникновения еретических заблуждений. Несмотря на авторитет проф. В. В. Болотова в церковной науке, нельзя согласиться с его утверждением о том, что «не было бы никаких последующих ересей, если бы уже на Первом Вселенском Соборе была установлена точная богословская терминология» (Болотов . Лекции. Т. 4. С. 38). Если бы главной причиной возникновения лжеучений было отсутствие точной богословской терминологии, сами лжеучители не подвергались бы такому строгому осуждению Церкви. За ошибки богословствующей мысли, порожденные терминологической неопределенностью, Церковь никогда не предавала анафеме. Ересь, по справедливому замечанию прот. Сергия Булгакова , есть уклонение не столько «религиозной мысли», сколько «религиозной жизни» (Булгаков . 1917. С. 69). Появление ересей было вызвано не к.-л. неопределенностью в догматическом учении, а тем, что «еретики,- как сказано в деяниях Вселенского VII Собора ,- не имели желания познать истину» (ДВС. Т. 4. С. 568), что «они отвергли изучение учения и предания святых апостолов и преславных отцов наших, а потому оказались непричастны их учительного наставления, как не согласные с их преданием» (Там же. С. 523). Отсутствие соборного догматического определения по тому или иному вопросу веры не являлось для еретика смягчающим обстоятельством, и он осуждался Собором независимо от того, выработала ли Церковь по вероучительному вопросу, по к-рому он заблуждался, соборное определение. Так, напр., Феодор Мопсуестийский был осужден Вселенским V Собором не только до появления соборной формулировки, но даже после смерти. Защитники Феодора, пытаясь оправдать его, указывали, что он «умер в общении с церквами» (Там же. Т. 3. С. 380), имея в виду тот факт, что Феодор никаким Собором при жизни осужден не был. Отцы V Вселенского Собора на это ответили, что такой довод - «ложь и клевета против Церкви. Ибо в общении и в мире с церквами умер тот, кто даже до смерти и сохранил, и проповедал правые догматы Церкви. Но что Феодор не сохранил и не проповедал правых догматов Церкви, это известно из его богохульств» (Там же). Для отцов Собора главным было не формальное осуждение, к-рому Феодор действительно не подвергался, а то, что еретик «произносит на себя анафему самим делом, отделяя самого себя чрез свое нечестие от истинной жизни» (Там же. С. 466).

Сотериологическое значение Д.

Когда Церковь Христова боролась за чистоту веры, в первую очередь в период Вселенских Соборов, она отстаивала не столько специальные термины, богословские понятия и догматические формулировки, сколько возможность жизни в Боге, ибо искажение христ. вероучения неизбежно приводит к искажению духовной жизни, а нередко и к духовной смерти. По объяснению В. Н. Лосского , «вся сложная борьба за догматы, которую в течение столетий вела Церковь, представляется нам, если посмотреть на нее с чисто духовной точки зрения, прежде всего неустанной заботой Церкви в каждой исторической эпохе обеспечить христианам возможность достижения полноты… соединения с Богом» (Лосский В . Мистическое богословие. С. 10). Опровергая гностиков, Церковь отстаивает «саму идею обожения»; выступая против ариан, она защищает Божественную природу Второй Ипостаси, ибо «если воплотившееся Слово…- не Истинный Бог, то наше обожение невозможно»; в борьбе с несторианством она сокрушает «средостение, которым в Самом Христе хотели отделить человека от Бога», а через опровержение аполлинарианства и монофизитства свидетельствует о полноте человеческой природы, воспринятой Богом Словом ради ее исцеления. Церковь «борется с монофелитами, ибо вне соединения двух воль во Христе - Божественной и человеческой - невозможно человеку достигнуть обожения» (Там же. С. 10-11). Совершенно неприемлемыми оказываются представления, согласно к-рым многие из споров о христ. вероучении «были спорами о букве, не имеющими никакого реального религиозного значения». Подобные представления можно встретить не только у нерелигиозных людей, но даже и у христиански мыслящих писателей. Так, С. Л. Франк утверждал, что «в истории христианской мысли и жизни бесконечно злоупотребляли… понятиями истинной веры и ереси; людей истязали и убивали, человеческую жизнь калечили, проливали реки крови из-за признания или отрицания буквы догматов, подлинный смысл которых часто оставался непонятным обеим борющимся сторонам» (Франк . 1964. С. 123-124). Такое описание догматических споров не может быть признано объективным даже с учетом того, что «о христологических формулах… яростно спорили… в 4-м веке базарные торговки Константинополя» (Там же).

Понимание Д. в католичестве

Описанная догматическая традиция периода Вселенских Соборов со временем была нарушена в Зап. Церкви, отделившейся от Восточной. Католич. Церковь стала признавать не только возможность, но и необходимость появления новых Д. (см. ст. Догматического развития теория). Ватиканским I Собором (1870) был принят Д. о папской непогрешимости; буллой «Ineffabilis Deus» (1854) папы Пия IX (по т. н. праву непогрешимого учительства) утвержден Д. о непорочном зачатии Девы Марии; Д. о взятии Девы Марии в Небесную Славу с душой и телом утвердила апостольская конституция «Munificentissimus Deus» папы Пия XII (1950). Д. о непорочном зачатии противоречит учению о всеобщей греховности человеческого рода (см. в ст. Богородица). Д. о непогрешимости папы основан на утверждении папы как наместника Христа на земле - правосл. экклезиология не принимает самого понятия наместничества Христа.

Католич. понимание Д. оказало влияние на нек-рых правосл. богословов. По мысли еп. Сильвестра (Малеванского) , «сделаться догматом» и «получить догматическое значение» истина веры может только на Вселенском Соборе, так что без этого «церковного акта» члены Церкви не могут иметь «неоспоримых для всех истин» веры (Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие. Т. 1. С. 19). Подобные высказывания ставят под сомнение как полноту веры, изначально содержащейся в Церкви, так и проявление ее догматического сознания помимо Вселенских Соборов. Таких Соборов со времени основания Церкви не было около 3 столетий. Однако это не означает, что Церковь - «столп и утверждение истины» (1 Тим 3. 15) - в этот период не имела «неоспоримых для всех истин» веры. Кроме того, поскольку Вселенскими Соборами было принято лишь незначительное количество догматических оросов, большая часть христ. вероучения так и осталась без соборных определений. Однако это ни в коей мере не снижает эту часть догматического достоинства и не делает ее «пререкаемой». Ошибкой авторов подобных высказываний является их убеждение в том, что Д. рождается в соборной формулировке, т. е. одновременно с ее принятием на Вселенском Соборе. В этот момент, как они считают, та или иная истина веры, «извлекаемая» из Откровения, «возводится» «на степень несомненной, непререкаемой истины» (Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие. Т. 1. С. 19). Так что, согласно этой т. зр., Д., не порожденных соборным актом, не существует. На самом же деле догматические соборные определения в содержание веры не привносят ничего нового. Отвергая ереси, они лишь защищают правосл. учение. Участники Вселенских Соборов не разрабатывали новых Д., а утверждали старые, давая им те или иные определения в зависимости от характера ересей и др. сопутствующих обстоятельств (напр., особенностей направлений различных богословских школ и богословской терминологии тех времен). Догматическое определение не рождает новый Д.; оно само рождается из Д., изначально существующего в догматическом сознании Церкви. Оросы Вселенских Соборов не являются непременным условием, без к-рого христ. Д. не могут существовать.

Соотношение содержания Д. и догматического определения

При определении статуса догматических формулировок необходимо также учитывать тот факт, что они, как, впрочем, и любые др. богословские определения, в силу непостижимости Божественной реальности, ими выражаемой, по причине ограниченности человеческого познания и несовершенства человеческого языка никогда не могут быть полностью адекватными тому содержанию, к-рое они выражают. Человеку, по замечанию прот. С. Булгакова, приходится говорить о Боге «в числовых, временных, пространственных определениях, принадлежащих нашему эмпирическому миру. Бог - Един, Бог - Троичен в Лицах: единица, три - это числа, подлежащие всей числовой ограниченности. С помощью единицы совсем нельзя выразить Единого Божества, ибо единица существует лишь во множественности; и Три в Святой Троице суть совсем не три в смысле счета: раз, два, три или один-один-один… Число выражает здесь то, что есть сверхчисло и сверхвеличина; время - то, что есть сверхвремя; вечность и пространство - то, что сверхпространственно…» (Булгаков . 1917. С. 70-71). Неадекватность догматического определения его содержанию, рассмотренная прот. С. Булгаковым на примере Д. о Св. Троице, имеет место и во всех др. Д., т. к. все они несут на себе печать Божественной тайны. И хотя содержание Д. может быть созерцаемо в опыте духовной жизни, его вербальная передача и «рациональное выражение» есть «не первичная основа веры, а скорее… вехи, схематически отмечающие структуру ее содержания». «Живая полнота восприятия религиозной реальности» достигается только «в конкретном опыте общения с Богом», а потому не может быть исчерпана «никакими… догматическими формулами» (Франк . 1964. С. 118).

Для отцов Вселенских Соборов, объективно оценивавших значение догматических формулировок, принятие соборных оросов не было самоцелью. «Православному учительству вообще не свойственно множить догматы за пределами насущной необходимости… Ошибочно думать, что установленными догматами… исчерпывается все вероучение… напротив, область вероучения, фактически содержимого Церковью и в ней раскрывающегося, много обширнее существующих догматических определений и даже, можно сказать, никогда ими исчерпана быть не может» (Булгаков . 1965. С. 194-195).

Апология Д.

Церковное сознание придает Д. исключительное значение. Догматическое учение Церкви по существу является фундаментальной основой, на к-рой должна быть созидаема жизнь личности, общества и мира в целом. Что касается сознания нецерковного, то оно, естественно, такого значения за Д. не признает. Более того, оно, как правило, использует само слово «Д.» (или «догма») для обозначения устаревших и «окостеневших» доктрин или отдельных положений, слепо принимаемых на веру или под давлением авторитета. Это происходит потому, что нецерковное сознание воспринимает Д. Церкви как нечто консервативное, мешающее развитию человека и его творческому совершенствованию. «В сознании современного, образованного человека, выросшего в духовной атмосфере последних веков, т. е. под влиянием критики Церкви и ее учения, слово «догмат» стало прямо означать какую-то неподвижную, застывшую, омертвевшую мысль,- как бы оторвавшуюся от своего живого корня, от свободного умственного усилия познания и понимания; а слово «догматический» стало синонимом слепого, скованного, неподвижного склада ума» (Франк . 1964. С. 107). Для людей, далеких от христианства, сам факт наличия в Церкви Абсолютной Истины, к-рая находит выражение в догматическом учении Церкви, является неприемлемым, и это преимущество Церкви, обладающей истиной, превращается для них в ее недостаток, т. к. в нем они усматривают сползание Церкви к застою и консерватизму. Для таких людей более предпочтительной была бы Церковь, к-рая искала бы истину, как ищут ее на различных путях человеческого познания (в науке, философии и т. п.), т. к. поиск истины нецерковное сознание ассоциирует с совершенствованием человека. Однако церковное обладание истиной не исключает совершенствования человека. Более того, заповедь: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5. 48) - является самой главной заповедью в христианстве. Наличие в Церкви Абсолютной Истины не препятствует познанию человека и его совершенствованию, хотя и понимаемым в христианстве иначе, чем в различных гносеологических системах. Христос сказал: «...познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8. 32).

Основной особенностью Д. является то, что он отражает Абсолютное Начало, Абсолютное Бытие и Абсолютную Истину. Этим он значительно облегчает путь человека, на протяжении тысячелетий стремящегося к познанию Абсолютного с помощью истин промежуточных, частичных и относительных. Однако сам человек в процессе познания далеко не всегда пользуется догматическим богатством Церкви. Христ. максима - Христос есть Истина (Ин 14. 6), к-рая освобождает человека (ср.: Ин 8. 32), продолжает звучать в мире, лежащем во зле (1 Ин 5. 19). Наличие в христианстве широко разработанной догматической системы не вступает в противоречие с этой максимой. Христ. религия, имеющая по сравнению с др. религиями наибольшее количество Д., в то же время является религией подлинной свободы, в к-рой человек обретает достоинство, величие и бессмертие.

Лит.: Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие; Леруа Э . Догмат и критика. М., 1915; Булгаков С ., прот . Свет Невечерний. Серг. П., 1917; он же . Православие. П., 1965; Ведерников А . [Рец. на:] Иеромонах Петр (Павел Л"Юиллье). Православное понимание догмата // ЖМП. 1955. № 6. С. 70-72; Франк С . Л . С нами Бог. П., 1964; Elze M . Der Begriff des Dogma in der Alten Kirche // ZTK. 1964. Bd. 61. S. 421-438; Kasper W . Dogma unter dem Wort Gottes. Mainz, 1965; Söll G . Dogma und Dogmenentwicklung. Freiburg i. Br., 1971; Лосский В . Н . Догмат о непорочном зачатии // БТ. 1975. Сб. 14. С. 121-125; он же . Догмат Церкви и экклезиологические ереси // БТ. 2003. Сб. 38. С. 237-247; Шаргунов А ., свящ . Догмат в христ. жизни: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1982. Ркп.; Яннарас Х . Вера Церкви. М., 1992; Иванов М . С . Догмат: Содержание и определение // БВ. 1998. Т. 2. № 1. С. 83-107.

М. С. Иванов

«Почему мои отношения с Богом должны регулировать какие-то непонятные догматы Церкви (и еще множество разных церковных правил и установлений)? Ведь эти отношения – мое глубоко личное дело. Зачем эти догматы и церковные правила вообще нужны?» Ответить на эти вопросы далеко не просто ввиду особенной сложности самого понятия «догмата».

Сразу заметим, что догматическое богословие – это тонкая и сложная наука, доступная пониманию узкого круга ученых-специалистов и требующая хорошей базовой подготовки – не только философско-богословской, но и филологической.

Кроме того, понятие «догма» или «догмат» в современном словоупотреблении получило очень характерную окраску. Набор ассоциаций, с которыми оно связано, обычно очень непривлекательный. Во-первых, это обязательно что-то косное, устаревшее, неподвижное, препятствующее всякому росту или развитию. Во-вторых, это что-то связанное с одиозной идеологией, отрицающей всякую свободу. Вспоминаются коммунистические газеты застойных лет, где «догматизм» стоит в одном ряду с «талмудизмом» или еще чем-то подобным, но в любом случае заведомо одиозным. Таким образом, само слово «догма» используется идеологическими противниками в качестве своеобразного ругательства, заменяющего разумные аргументы.

Поэтому, прежде чем говорить о догматах Церкви и о том, зачем они нужны, необходимо понять, что подобный привнесенный смысл не может иметь ничего общего с самим понятием, о котором пойдет речь. В Церкви Христовой по ее самоопределению не может быть ничего косного, ложного и мертвого, потому что, по словам Самого Христа, Он есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14. 16). Если мы замечаем в церковной жизни признаки чего-либо ложного и мертвого, то обычно оказывается, что эта «мертвость» привнесена или, правильнее сказать, постоянно привносится извне людьми. Она не принадлежит самой Церкви и рано или поздно обязательно со всей определенностью ею отторгается. К сожалению, нам самим куда проще осуждать свысока «неправильное и ложное», а не пытаться докопаться до истины, что всегда гораздо сложнее.

Открыв любой толстый учебник по догматике, вы увидите определение догмата, иногда очень тяжеловесное, в которое обязательно будут включены в той или иной форме следующие положения: «непререкаемая истина», «обязательная для всех верующих», «установленная и преподаваемая Церковью». Это определение предполагает неизменность догмата и, в некотором смысле, ограничение человеческой свободы. Весь вопрос в том, что под этой неизменностью и ограничением понимать. Если под неизменностью понимать неподвижность и косность, отсутствие всякого роста и развития, а под ограничением – запреты и подавление, то мы как раз и получим расхожее и предвзятое представление о церковных догматах.

Но Церковь вкладывает совсем другой смысл в это понятие. Неизменность обозначает не косность и неподвижность, она указывает на верность. Ограничение не всегда есть запрет и лишение, оно может быть и защитой. Здесь очень важны оттенки смысла, который мы вкладываем в слова. К примеру, неизменность в браке, выражающаяся в неумении меняться и прилаживаться друг к другу – это верный путь к потере близких отношений, напротив, неизменность, выражающаяся в настоящей, не формальной и не только внешней верности, – это признак настоящей любви.

Иногда кажется, что в нашем вечно меняющемся мире буквально все относительно: добро, любовь, правда. В противовес этому Церковь являет неизменный абсолют Любви, который можно сравнить с некой постоянной величиной – константой, позволяющей иметь неизменную точку отсчета в любой системе ценностей, порожденной относительным, изменчивым и лживым миром. Подобно тому, как в теории относительности постоянная величина – скорость света – остается неизменной в любой системе координат. И подобно тому, как, оставаясь неизменной, скорость света выражает не косность или невозможность движения, а, напротив, предельную скорость движения, так Божественная Любовь, оставаясь неизменной, означает недостижимый предел совершенства, к которому каждый человек может стремиться.

Могут меняться формы организации церковной жизни от государственных до подпольных и катакомбных, может изменяться форма богослужения и обрядов, могут исчезать одни большие поместные или национальные церкви и появляться другие, Церкви могут служить и святые люди, и самые недостойные, ее члены могут быть очень благочестивыми, высокодуховными и благородными – и самыми дикими и некультурными. Только сила Божественной Любви, которую Церковь являет, всегда остается неизменной. Именно потому она стоит вот уже две тысячи лет, и всегда будет стоять, что каждому приходящему к ней человеку она дает реальную возможность к этой Любви прикоснуться.

При чем же тут догматы? Эти «непререкаемые» и «неизменные» истины? Их неизменность прямо следует из совершенства и неизменности Божественной Любви. Даже человеческая любовь, если она настоящая, не терпит никакой лжи, никакого зла и греха, тем более совершенная Любовь, которая живет в Церкви, требует стремления к абсолютной Истине.

Что же это за Истина? Обладание абсолютной Истиной не означает всеведения Церкви. Это видно, например, из отношения Церкви к Священному Писанию – Библии. Она действительно непогрешима и абсолютно истинна только в том, что говорит о Боге и Его отношении к миру и человеку. Ни один христианин нисколько не смутится, если ему сказать, что заяц назван в Библии жвачным животным (Лев. 11:16) или что в ней есть ошибки исторического характера. Потому что Библия отражает тот уровень противоречивых научных представлений и исторической осведомленности, которыми обладали люди, написавшие ее книги. Чудо Священного Писания в другом, в том, как оно говорит о Боге. В этом все ее многочисленные авторы согласны и отражают то истинное знание, которое было им дано единственным, в подлинном смысле слова, Автором Библии – Богом. Так и догматы Церкви не могут регламентировать или ограничивать ни научное развитие, ни культуру, ни общественную жизнь, т. к. они говорят совсем о другом.

Церковь судит только о том, что касается отношений человека с Богом. Печально знаменитый Джордано Бруно, о котором до сих пор пишут в учебниках как о мученике науки, был плохим ученым и высказывал множество диких с точки зрения современной науки взглядов. Однако Католическая церковь осудила его не за это, а за антицерковное и неверное учение о Троице. Его сожжение – безусловно печальная страница истории западной цивилизации, тем более, что с точки зрения современной медицины он был, вероятно, не совсем здоров психически. Хотя этот пример взят из истории Католической церкви (для Православия подобное вовсе не характерно), факт остается фактом: Церковь не судит о том, что не связано с учением о Боге или отношениями Бога и человека. Тем не менее ее авторитет все время пытались и сейчас пытаются использовать (и иногда, как мы видим, небезуспешно) в политике, культуре и науке, чтобы отстоять свою человеческую, а не божественную, правоту. Поэтому очень важно уметь отличать истинный голос самой Церкви от тех многочисленных голосов, которые пытаются говорить от ее имени.

Таким образом, догматами в Церкви, которые действительно являются неизменными и абсолютными, называют только те истины, которые говорят о Боге или Его отношении к миру и человеку. Этот точный смысл понятия очень важен, иначе Церкви можно будет произвольно приписать самые невероятные представления.

Казалось бы, этим ответом можно ограничиться, но, напротив, как раз только теперь и возникает целый ряд непростых вопросов. Во-первых, когда речь идет о Божественной Любви и Абсолютной Истине, то каждому понятно, что только деятельное и дерзновенное стремление к их обретению делает жизнь человека осмысленной и прекрасной. Но вместе с тем совершенно непонятно, как это связано с обязательной верой (согласно определению в учебнике) в какие-то догматы, выраженные в тяжелых и малопонятных формулах. Во-вторых, совершенно непонятно, почему эти догматы так важны, что, например, из-за одного слова, даже одной буквы – «i», которой в греческом языке отличаются два слова: «единосущный» и «подобосущный», могли разгораться споры, приводившие в IV веке к катаклизмам в масштабах всей византийской империи. Наконец, зачем они? Неужели нельзя верить как-то по-своему? Каким образом получается, что догматическое учение Церкви, которое, как мы только что выяснили, не имеет отношения к «делам мирским», формирует совершенно определенную и непоколебимую позицию Церкви во многих жизненно важных вопросах семейной, общественной и государственной жизни?

На вопрос о том, почему догматы столь важны, что малейшие нюансы в вероучении могли вызывать ожесточенные споры, можно найти достаточно убедительные и многочисленные ответы в истории. За этими тонкими различиями всегда стоит принципиально разное видение мира, порождающее глубоко идущие последствия. Это верно по отношению к любому догмату. Так, например, догмат о сотворении мира Богом «из ничего» является принципиальным основанием христианского воззрения на мир как абсолютно прекрасное в своем замысле и призванное служить только добру творение Божие. Для христианина в окружающем мире или в телесной природе самого человека нет ничего нечистого, ничего самого по себе злого, потому что Бог зла не творил. Всякое безличное творение Божие или телесные способности и силы человека становятся добрыми или злыми, чистыми или нечистыми постольку, поскольку добр или зол человек – личность, которая ими управляет или владеет. Поэтому христианство всегда отвергало любые дуалистические представления о мире. Эта идея – сотворения мира Богом «из ничего» – стала одной из основополагающих идей, послуживших зарождению и развитию современной науки, в противовес оккультным герметическим – представлениям эпохи Возрождения. Действительно, только представление о мире как отражении творческого действия абсолютно совершенной Божественной Личности могло породить благоговейное и трепетное отношение к его изучению и твердую уверенность в наличии совершенных и неизменных законов его бытия, данных Богом. Страшно представить, какие формы могло бы принять развитие современной науки и культуры, если бы в ней возобладали дуалистические и гностические представления о мире. По существу, их просто не могло бы быть.

Однако это еще не дает ответа на вопрос о том, зачем же эти догматы нужны не как набор философских идей, а как правила, регулирующие личные отношения человека с Богом. Есть одна аналогия, конечно, очень несовершенная, – это правила приличия или хорошего тона. Замечательно, что наше «адогматичное» время, т. е. время отрицания всякой традиции и авторитета, одновременно стало и временем очень «неприличным» или временем торжества «дурного тона». Хорошо воспитанные и приличные люди во все времена составляли не слишком многочисленную культурную элиту, но наше время в этом отношении все-таки особенное. Дело, конечно, не в количественном соотношении приличных людей и хамов, вряд ли вообще его можно оценить. Принципиальное отличие и печальная новизна нашего времени в том, что это «неприличие» настойчиво стремится стать нормой. Достаточно вспомнить, как совсем недавно министр культуры всерьез публично обсуждал проблему употребления ненормативной лексики.
Смысл всех правил приличия, которые отражают многовековой опыт человеческих отношений, остается одним и тем же. Они всегда имеют характер ограничений, но их смысл не в том, чтобы мешать отношениям между людьми или быть преградой между ними. Напротив, правила приличия призваны эти отношения оберегать и направлять их развитие по тому пути, который ведет к настоящему глубокому и искреннему общению. Единственное, что они стремятся ограничить – это извращение, опустошение отношений между людьми.

Догматы тоже указывают на определенные личные отношения, только не между людьми, а между Богом и человеком. В этом смысле они по своему значению в чем-то могут быть похожи на правила приличия. А именно в том, что они позволяют человеку таким образом искать своих личных отношений с Богом, чтобы эти отношения были благодатными. Если правила приличия – это накопленный человечеством опыт, позволяющий людям обретать и находить друг друга, то догматы – это данное Богом Откровение о том, как Его обрести в своем сердце, или, по словам апостола Павла, увидеть «лицом к лицу» (1Кор. 13:12). Догматы, как правила приличия в отношениях между людьми, позволяют избежать извращений и ошибок в отношениях с Богом. Как пренебрежение правилами приличия означает некое «снижение тона», примитивизацию, поверхностные и неполноценные отношения между людьми, так же и ересь, т. е. искажение догматического учения Церкви, ведет к примитивизации и неполноценности духовной жизни человека. Т.е. теряется путь к Богу.

Догматическое учение Церкви можно сравнить со сложной и подробной картой, которую в течение многих веков составляют поколения подвижников, богословов и ученых для того, чтобы каждый человек мог найти на ней свой путь к Богу. Догматы Церкви это не преграды или границы, препятствующие свободному стремлению к Абсолютной Истине, а верстовые столбы или указатели, которые отмечают верное направление к ней. Однако это вовсе не значит, что настоящим христианином может быть только ученый-богослов, подобно тому, как для того, чтобы попасть из Москвы в Петербург, необязательно быть инженером или картографом. Любому человеку чтобы добраться до другого города,
достаточно узнать, как и по какой дороге доехать. Так же точно и настоящий христианин это не обязательно ученый-богослов, но это тот, кто сумел найти свой путь к Богу и рискнул отправиться в это трудное путешествие.

Но для этого тоже нужно, чтобы этот путь к Богу кто-то показал.

Провести и указать этот путь – задача святых, ученых-богословов и священников, не для каждого предназначенная и посильная. Напротив, стремление узнать и найти в Церкви свой путь к полноте жизни, истины и любви и набраться решимости, для того чтобы вступить на него, может наполнить жизнь любого человека вечным и неисчерпаемым смыслом.

* Религиозно-философское течение поздней античности, получило наименование от имени мифического образа Гермеса Трисмегиста. В XV – XVI вв. в Западной Европе герметические тексты, имеющие выраженный синкретический, по существу, языческий характер, пользовались огромным авторитетом.

Антон КАРТАШЕВ, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктор истории Церкви, последний обер-прокурор Синода (1917 год) : “Догматы вечны и неисчерпаемы. Этапы их раскрытия в сознании и истории Церкви, определения Вселенских Соборов не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины.
Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль”.

Справка «Фомы»

Внешне догматы могут выражаться не только в словесных формулировках или священных изображениях (иконах), но и в жестах. Например, творя крестное знамение, православные христиане складывают пальцы так, что этим они выражают свою веру в два важнейших догмата Церкви. Сложенные вместе большой, указательный и средний пальцы символизируют веру в Триединого Бога: Отца, Сына и Святого духа.
Прижатые к ладони мизинец и безымянный палец указывают на то, что христианин верит, что в личности Иисуса Христа неслитно, нераздельно, неизменно и неразлучно соединились две при роды – Божественная и человеческая.
Старообрядцы наоборот, крестятся двумя пальцами, и этим они тоже выражают веру во Христа как Богочеловека, а три пальца, прижатые к ладони, символизируют исповедание ими Триединого Бога.
Сама форма сложения пальцев во время крестного знамения Православной Церковью никогда не догматизировалась. Попытка сделать это на Стоглавом Соборе 1551 года впоследствии была признана Церковью ошибочной.

Справка «Фомы»

Догматы в Церкви существовали всегда, но можно сказать, что люди, неверно понявшие и истолковавшие Евангелие, вынудили Церковь дать точную словесную формулировку тому, во что христиане верили с момента ее возникновения.
В римских катакомбах, где, скрываясь от языческой власти, совершали богослужения христиане I – II вв., очень часто встречается изображение рыбы.
Это символическое, визуальное изображение догмата о том, что Иисус Христос – это Бог.
Греческое слово Ichthus (рыба) содержит пять букв, которые являются первыми буквами пяти слов, относящихся непосредственно ко Христу и Его миссии: lesous Christos Theou Uios Soter, то есть Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель.
Получается, в изображении рыбы сосредоточена древнейшая формула Символа Веры, сосредоточенная в одном слове.

Догматы веры

До́гматы - это непререкаемые вероучительные истины (аксиомы христианского вероучения), данные через Божественное Откровение, определенные и сформулированные Церковью на Вселенских Соборах (в отличие от частных мнений).

Свойствами догматов являются: вероучительность, богооткровенность, церковность и общеобязательность.

Вероучительность означает, что содержанием догматических истин является учение о Боге и Его икономии (т.е. Божьего замысла о спасении человеческого рода от греха, страдания и смерти).

Богооткровенность характеризует догматы как истины, открытые Самим Богом, ибо Апостолы приняли учение не от человеков, но через откровение Иисуса Христа (Гал. 1:12). По своему содержанию они не являются плодом деятельности естественного разума, подобно научным истинам или философским утверждениям. Если философские, исторические и научные истины относительны и со временем могут уточняться, то догматы - это истины абсолютные и неизменные, ибо слово Божие есть истина (Ин. 17:17) и пребывает вовеки (1Пет. 1:25).

Церковность догматов указывает на то, что только Вселенская Церковь на своих Соборах придает христианским истинам веры догматический авторитет и значение. Это не значит, что Церковь сама создает догматы. Она, как «столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15) лишь безошибочно устанавливает за той или иной истиной Откровения значение неизменного правила веры.

Общеобязательность догматов означает, что эти догматы раскрывают сущность христианской веры, необходимой для спасения человека. Догматы - незыблемые законы нашей веры. Если в литургической жизни отдельных Православных Поместных Церквей имеется некоторое своеобразие, то в догматическом учении между ними - строгое единство. Догматы обязательны для всех членов Церкви, поэтому она долготерпит любые грехи и слабости человека в надежде на его исправление, но не прощает того, кто упрямо стремится замутить чистоту апостольского учения.

Православные догматы формулировались и утверждались на 7 Вселенских соборах. Краткое изложение основных истин (догматов) христианской веры, содержится в .

Будучи итогом Божественного Откровения, догматы являются непререкаемыми и неизменными определениями спасительной христианской веры.

Догматические определения являются не столько раскрытием учения о Боге, сколько указанием границ, за которыми находится область заблуждений и ереси. В своей глубине каждый догмат остается непостижимой тайной. Используя догматы, Церковь ограничивает человеческий ум от возможных ошибок в истинном Богопознании.

Как правило, православные догматы формулировались только при возникновении ересей. Принятие догматов не означает введения новых истин. Догматы всегда раскрывают изначальное, единое и целостное учение Церкви применительно к новым вопросам и обстоятельствам.

Если любой грех - следствие слабости воли, то ересь - «упорство воли». Ересь есть упорное противление истине и как хула на Духа Истины непростительна.

Таким образом, догматы призваны помочь каждому человеку иметь точное, недвусмысленное представление о Боге и его взаимоотношениях с миром, и ясно понимать, где заканчивается христианство и начинается ересь. Поэтому спор о догматах имеет в христианстве самое важное и острое значение, и именно разногласия в понимании догматов влекут за собой самые серьезные и почти непреодолимые расколы. Именно таковы разногласия между православием, католицизмом и протестантскими церквами, которые в очень многих вопросах более или менее едины, но в некоторых - абсолютно противоречат друг другу, и это противоречие не может быть преодолено дипломатическим компромиссом, потому что они спорят не о вкусах или политике, а о самой Истине, как она есть на самом деле.

Но одного только знания о Боге для верующего человека недостаточно: необходимо ещё молитвенное общение с ним, необходима жизнь в Боге, а для этого нужны не только правила мышления, но правила поведения, то есть то, что называется канонами.

Каноны Православной Церкви

Церковные каноны - это основные церковные правила, определяющие порядок жизни Православной Церкви (ее внутренне устройство, дисциплину, частные аспекты жизни христиан). Т.е. в отличие от догматов, в которых сформулировано вероучение Церкви, в канонах определены нормы церковной жизни.

Спрашивать о том, зачем Церкви нужны каноны можно с тем же успехом, как и спрашивать о том, зачем государству нужны законы. Каноны - это правила, по которым члены Церкви должны служить Богу и организовывать свою жизнь так, чтобы постоянно поддерживать это состояние служения, эту жизнь в Боге.

Как и любые правила, каноны призваны не осложнять жизнь христианину, а наоборот, помочь ему ориентироваться в сложной церковной реальности и в жизни вообще. Если бы никаких канонов не было, то церковная жизнь представляла собой полный хаос, да и вообще само существование Церкви как единой организации на земле было бы невозможно.

Каноны едины для всех православных людей всех стран , утверждены на Вселенских и Поместных соборах и отмене не подлежат . Т.е. авторитет священных канонов вечен и безусловен . Каноны являются непререкаемым законом, определяющим строй и управление Церкви.

Каноны Церкви являют собой образец для каждого верующего, на основании которого он должен строить свою жизнь или проверять правильность своих поступков и действий. Всякий, кто удаляется от них - удаляется от правильности, от совершенства, от праведности и святости.

Раскол по каноническим вопросам в Церкви носит столь же принципиальный характер, что и по догматическим, но его легче преодолеть, потому что он касается не столько мировоззрения - во что мы верим , сколько нашего поведения - как мы верим . Большинство расколов по каноническим вопросам касаются темы церковной власти, когда какая-то группа по каким-то причинам вдруг считает существующую церковную власть «незаконной» и объявляет свою полную независимость от Церкви, а иногда даже считает «истинной церковью» только себя. Таков был раскол со старообрядцами, таковы сегодняшние расколы на Украине, таковыми могут быть очень многие маргинальные группы, называющие себя «истинными» или «автономными» православными. Причем, на практике с такими раскольниками Православной Церкви зачастую бывает гораздо сложнее общаться, чем с догматическими расколами, потому что жажда власти и независимости у людей очень часто бывает сильнее стремления к Истине.

Тем не менее, каноны могут видоизменяться в истории, сохраняя, однако, свой внутренний смысл . Святые Отцы блюли не букву канона, а именно тот смысл, который Церковь в него вкладывала, ту мысль, которую она в нем выражала. Например, некоторые каноны, не относящиеся к существу церковной жизни, в силу изменившихся исторических условий, иногда теряли свое значение и упразднялись. Теряли в свое время и буквальное значение и наставления Св. Писания. Так, мудрое учение св. ап. Павла об отношениях господ и рабов утратило свой буквальный смысл с падением рабства, но лежащий в этом учении духовный смысл имеет, можно сказать, непреходящее значение и слова великого Апостола и теперь могут и должны являться нравственным руководством во взаимоотношениях христиан, стоящих на разных ступенях социальной лестницы, несмотря на провозглашенные начала свободы, равенства и братства.

При попытке применения церковных канонов к современным обстоятельствам необходимо учитывать mens legislatoris - намерение законодателя, т.е. изначально вкладываемый в канон смысл, исторический и культурный аспекты.

Современные революционные церковные реформаторы и обновленцы разного типа, пытаясь внести изменения в церковные каноны, в свое оправдание ссылаются на церковные реформы патриарха Никона. Но едва ли эта ссылка может служить оправданием теперешних реформаторов. Достаточно указать на то, что при Никоне не была нарушена преемственность Апостольской иерархии. Кроме того, тогда не было посягательства ни на вероучение, ни на нравоучение Церкви. Наконец, реформы, имевшие место при патриархе Никоне, получили санкцию восточных патриархов.

В Русской Православной Церкви все каноны издаются в «Книге правил» .

«Книга Правил» представляет собою свод законов, исшедших от Апостолов и св. Отцов Церкви - законов, утвержденных Соборами и положенных в основу христианского общества, как норма его бытия.

В этом сборнике находятся правила св. Апостолов (85 правил), правила Вселенских Соборов (189 правил), десяти Поместных (334 правила) и правила тринадцати св. Отцов (173 правила). Рядом с этими основными правилами имеют еще силу несколько канонических сочинений Иоанна Постника, Никифора Исповедника, Николая Грамматика, Василия Великаго, Иоанна Златоустаго и Анастасия (134 правила). - 762 .

В обширном смысле, канонами называются все постановления Церкви, как относящиеся к вероучению, так и касающиеся устройства Церкви, ее учреждений, дисциплины и религиозной жизни церковного общества.

Богословское мнение

Конечно опыт христианства шире и полнее догматов Церкви. Ведь догматизировано только самое необходимое и существенно важное для спасения. Остается еще немало таинственного и нераскрытого в Священном Писании. Это обуславливает существование богословских мнений .

Богословское мнение не является общецерковным учением, подобно догмату, но является личным суждением того или иного богослова. Богословское мнение должно заключать в себе истину, как минимум, непротиворечащую Откровению.

Безусловно, всякий произвол в богословии исключается. Критерием истинности того или иного мнения является его согласие со Священным Преданием, а критерием допустимости - не противоречие с ним. В основании православных и правомерных богословских мнений и суждений должны лежать не логика и рассудочный анализ, но прямое видение и созерцание. Это достигается через молитвенный подвиг, через духовное становление верующей личности...

Богословские мнения не являются непогрешимыми. Так, в сочинениях некоторых отцов Церкви нередко встречаются и ошибочные богословские мнения, тем не менее не противоречащие Священному Писанию.

По словам святителя Григория Богослова, вопросы творения, искупления, последних судеб человека принадлежат области, где богослову предоставлена некоторая свобода во мнениях.